Тысяча и один день Никиты Сергеевича

По его мнению, здесь вырисовывалась четкая картина будущего саммита — на нем ему удастся создать своего рода антигерманскую коалицию, которая и уломает строптивого Аденауэра. Таким образом будет закреплен раздел Германии на два государства, одно из которых отойдет к советскому блоку, а другое — к Западу. Берлинские решения станут промежуточными, но по своей сути присутствие Запада в этом городе будет признано временным, и основой договоренности станет постепенное вытеснение его из Западного Берлина.

Правда, в отношении разоружения у него такой четкой картины не было. Встречу в верхах необходимо использовать для продвижения советских предложений. Это ясно. Но всеобщее и полное разоружение — дело новое. В Женеве только еще начнет работу Комитет десяти государств по разоружению. Однако сам факт его создания свидетельствует, что выдвинутые им в Нью-Йорке идеи приняты мировым сообществом.

А вот прекращение испытаний ядерного оружия казалось Хрущеву делом запущенным и запутанным. В тот же день, 15 октября, Президиум ЦК по его инициативе обсуждал ситуацию с подготовкой проекта соглашения об их запрещении к предстоящей встрече в верхах. Было принято решение создать комиссию во главе с членом Президиума Леонидом Брежневым для разработки системы контроля за прекращением ядерных взрывов.

Выбор оказался не лучшим, Брежнев был очень далек от этой проблемы и никогда не проявлял к ней интереса. А когда речь шла о контроле, то тут надо было проявлять твердость, настойчивость и энергию, чтобы сломать сопротивление таких ведомств, как Минобороны, КГБ и Минсредмаш, которое занималось атомной промышленностью. Как известно, этими качествами Леонид Ильич от природы наделен не был. Он показал себя добрым, но недалеким человеком, которого больше интересовал футбол или хоккей. Еще был хорошим анекдотчиком и энтузиастом всевозможных застолий. Бесспорным его достоинством, пожалуй, было умение поддерживать хорошие отношения со всеми.

Перед началом очередного раунда в Женеве 27 октября 1959 года «заинтересованные» ведомства представили в ЦК Записку, где указывалось, что в настоящее время имеются две группы вопросов, которые могут стать камнем преткновения па переговорах.

Одна из них — это проведение инспекций на местах. Суть дела в том, жаловались министры Центральному Комитету, что американцы до сих пор не дают ответа на предложение Хрущева о квоте инспекций, прикрываясь ссылками на необходимость рассмотрения так называемых «новых сейсмических данных». Однако советские ученые считают, что американцы не смогут научно обосновать свои доводы, будто число неопознанных явлений, которые могут подозреваться как ядерные взрывы, примерно в 10 раз больше числа, названного женевским совещанием экспертов в прошлом году. Вывод, который делали министры, говорил сам за себя:

— Чтобы лишить США возможности затягивать работу женевских переговоров, дать согласие на рассмотрение новых сейсмических данных.

Но это отнюдь не означало, что советской делегации предписывалось искать решение возникшей проблемы. Скорее, наоборот: она должна была доказать, что ее не существует.

Второй нерешенной проблемой, указывалось в Записке в ЦК, был вопрос о комплектовании персонала контрольных постов. Тут было все просто. Еще в июле англичане внесли компромиссное предложение о том, чтобы треть сотрудников такого поста состояла из граждан СССР, другая треть — из граждан западных стран, а последняя треть — из нейтральных и неприсоединившихся государств. Теперь министры рекомендовали принять предложение англичан.

Президиум одобрил эти рекомендации, они действительно содержали серьезные подвижки. Но главную проблему, где насмерть стояли Минобороны, КГБ и Минсредмаш, — проблему инспекций — эти директивы не решали. Поручение, данное Президиумом, Брежнев не выполнил. Очень скоро переговоры наглядно показали это.

Прошло три недели после отъезда Хрущева из Вашингтона. Американский президент собирался совершить вояж по западноевропейским столицам и рассказать союзникам о беседах в Кэмп-Дэвиде. Он вызвал своего посла в Москве Томпсона и прямо спросил: чего же все-таки добивается советский премьер?

Ответ Томпсона, человека серьезного и знающего, был весьма примечательным.

— Хрущев, — сказал он, — на самом деле хочет заключить мирный договор с Восточной Германией так же, как страны НАТО сделали это в отношении Западной Германии. И не столько для того, чтобы создать нам препятствия для доступа в Берлин, скорее, ему нужно закрепить восточные границы Германии и Польши, устранив таким образом источник больших трений в будущем. Что касается Аденауэра, — продолжал Томпсон, — то он вовсе не добивается возвращения восточных земель Германии. Но кто на самом деле не хочет объединения Германии, так это де Голль.

Эйзенхауэр заметил, что советский премьер говорил ему об этом. — Думаю, многое из того, что говорил Хрущев, — сказал Томпсон, — было правильным. Все больше и больше я прихожу к мнению, что нельзя достичь быстрого и полного объединения двух частей Германии.

— А что в отношении испытаний?