Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Камараль-Земан, увидав, что царевна Бадур согласна на это и ревности не выказывает, передал свое согласие царю Арманусу, прибавив, что царевна Бадур выразила желание служить Хаят-Эн-Нуфуз. Царь Арманус был очень доволен и, выйдя к народу, тотчас же сел на трон, собрав всех эмиров, визирей и царедворцев, сообщил ими в подробности всю историю Камараль-Земана и жены его царевны Бадур, прибавив о своем желании выдать замуж за Камараль-Земана свою дочь и назначить его султаном вместо жены его Бадур.

– Раз Кемараль-Земан – муж царевны Бадур, – отвечали все присутствующие, – правившей нами до него и в то время, как мы считали ее зятем нашего царя Армануса, то мы довольны этим назначением и все будем верно служить ему, и никогда ему не изменим.

Царь Арманус остался этим очень доволен и, призвав кади, свидетелей и всех сановников государства, заключил брачный контракт между Кемараль-Земаном и его дочерью, царевной Хаят-Эн-Нуфуз. Он задал пир, роздал почетные одежды эмирам, военачальникам, одарили милостыней бедных и неимущих и освободил всех заключенных. Народ радовался восшествию на престол царя Камараль-Земана, прося у Бога продолжения его жизни, славы и счастья. Лишь только он сделался султаном, как утвердил уничтожение таможенной пошлины и, высказывая большое внимание к своим подданным, счастливо жил со своими двумя женами, выказывая обеим полное бесстрастие. Так он жил беззаботно долгое время, совершенно забыв своего отца, царя Шах-Земана, и спокойствие и счастье, которыми пользовался при нем.

История двух царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада

После этого Аллах (да просветится имя Его) благословил Кемараль-Земана двумя сыновьями, родившимися от его двух жен. Мальчики были как два ясных месяца: старший были сыном царевны Бадур, и звали его царевичем Эль-Амджадом, а младший был сыном Хаят-Эн-Нуфуз, и звали его царевичем Эль-Асадом, и он был красивее старшего. Росли они среди роскоши и заботливости, и учили их хорошим манерам и вежливости и, кроме того, чистописанию и разным наукам, искусству править государством и наездничеству, пока они не достигли полного совершенства и не сделались такими привлекательными юношами, что все женщины сходили по ним с ума. До семнадцатилетнего возраста они выросли вместе и никогда не расставались, и все завидовали им. Достигнув совершеннолетия, они поочередно приглашались в залу суда и заседали в отсутствие отца.

Судьбе угодно было, чтобы две наложницы царя, из наиболее им любимых, влюбились в царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада. Они заигрывали с ними, целовали их, прижимали к своей груди, и когда которая-нибудь из матерей видела это, то думала, что это родственная привязанность. Любовь до такой степени овладела этими женщинами, что они перестали есть и пить и потеряли охоту ко сну.

Царь отправился однажды на охоту и приказал сыновьями поочередно заниматься государственными делами. Таким образом, в первый день в зале суда заседал Эль-Амджад, сын царевны Бадур, и чинил суд и расправу. И влюбленная в него женщина написала ему письмо, не в силах больше скрывать свою любовь и объявляя, что она так его любит, что вполне отдается ему и желает соединиться с ним. Она взяла бумагу и написала ему письмо такого содержания:

«От бедной влюбленной женщины, огорченной и опечаленной, юность которой погибает от любви и которая беспредельно страдает по тебе. Если бы я стала описывать тебе все свое горе и испытываемую мною печаль, и грусть, и сильную любовь, пожирающую мое сердце, и как я плачу и стонаю, и как огорченное мое сердце разрывается на куски, и свое постоянное горе и тревогу, и несчастье от разлуки, тоски и страшного желания, то это было бы слишком длинно для письма. Мне стало тесно и на земле, и на небесах, и надежда и услада моя только в тебе, так как я близка к смерти и чувствую весь ужас кончины. Страсть моя достигла высших пределов, и если бы я стала описывать свое страстное желание, то для этого недостало бы бумаги». А в заключение она написала следующие стихи:

И если б я желала объяснить
То пламя, что горит в моей душе,
И истощенье тела моего,
И силу всю моей безумной страсти,
И все страдание от возбужденья —
То не оставила бы ни одного я
Клочка бумаги и ни одного
Пера и все чернила извела бы
По всей земле я, так что род людской
Лишился бы возможности писать.

Она завернула письмо в кусок дорогой шелковой материи, сильно надушенный мускусом и амброй, и в шелковый шнурок вплела прядь своих волос, для покупки которых недостало бы всей казны, и, завернув все это в платок, дала евнуху, приказав ему снести к царевичу Эль-Амджаду.