Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Прибежище для всех скорбей и жалоб
И всех пристанище тревожных духом,
Ты всякое желанье исполняешь
Ведь для меня нет выхода другого,
Как с бурными моленьями стучать
По двери милосердья Твоего, и
И если ты мольбам моим откажешь,
В чью дверь тогда могу стучаться я?
О, Ты, чьей доброты сокровища дает
Нам слово властное Твое:
«Да будет» – Будь милосердым к горю
                                                            моему,
Ведь Ты добра и блага воплощенье.

Эль-Амджад, услыхав стенания брата, тоже заплакал и, прижав его к своей груди, продекламировал:

О Ты, который оказал мне много
Благодеяний разных и дарам
Которого нет меры и чреда
Со мною до сих пор не приключилось
Ни одного несчастья и беды,
Но я нашел Тебя готовым помощь
Mне оказать в любой несчастья день.

– Умоляю тебя всемогущим, всевышним Аллахом, – сказал Эль-Амджад, – Покровителем небесным, убить меня ранее брата, Эль-Асада; может быть, пламя моего сердца так сильно вспыхнет, что гореть более не будет.

Но Эль-Асад, плача, сказал:

– Впереди буду убит я.

– А всего лучше, – сказал Эль-Амджадн, – нам обняться и стоят так, чтобы мечи сразу срубили обе наши головы.

И когда они, обнявшись, встали лицом к лицу, казначей связал их и заплакал точно так же, как и они. Затем он обнажил меч и сказал:

– Клянусь Аллахом, государи мои, что убивать мне вас нелегко. Нет ли у вас каких-нибудь желаний? Если есть, я исполню их. Или нет ли поручений? Если есть, то я исполню их. Не хотите ли передать что-нибудь? То я передам.

– Желаний у нас нет никаких, – отвечал Эль-Амджад, – относительно же поручений я желал бы поручить тебе поставить меня ближе к тебе, для того чтобы удар твой поразил меня первого; а затем, когда ты нас убьешь и вернешься к царю, который непременно спросит тебя о том, что мы говорили перед смертью, ты можешь ответить ему: «Сыновья твои посылают тебе поклон и поручили связать тебя, что ты, не зная, виновны они или нет, приказал убить их, не удостоверившись в их виновности и не рассмотрев их дела». И затем повтори ему эти стихи:

То истина, что женщины всегда
Есть дьяволы, рожденные для нас.
Они источник всех несчастий тех,
Которые среди людей явились
В делах царских и в поклоненье Богу.

– От тебя мы желаем только, – сказал Эль-Амджад, – чтобы ты повторил ему эти стихи. Теперь же я попрошу тебя повременить немного, чтобы я мог сказать брату своему следующее.

И, горько заплакав, он сказал:

Себе примером взять царей мы можем,
Еще до нас покинувших сей мир.
А сколько их, и малых, и великих,
Ходило той же самою стезей.

Казначей, услыхав стихи, тоже горько заплакал и слезами смочил себе даже бороду, а глаза Эль-Асада наполнились слезами, и он продекламировал следующее:

Судьба по собственной своей природе
Полна и лживости, и ухищрений.
Мираж пустыни чрезвычайно сходен
С ее зубов блестящими рядами,
И перед мраком страх напоминают
Ее холодные и черные глаза.
Мной причиненная судьбе обида
(Ведь мстительна природа у нее)
Есть только острый меч, которым
Она своей карающей рукою
Закалывает воина того,
Кто к ней своей спиною повернулся.

Кончив стихотворение, Эль-Асад обнял брата своего так крепко, что они казались одними телом, а казначей, взмахнув мечом, только что хотел ударить по ним, но вдруг лошадь его вздрогнула и бросилась бежать в пустыню. Лошадь его стоила тысячу червонцев, и на ней, кроме того, было роскошное седло, стоящее весьма дорого. Поэтому-то казначей отбросил от себя меч и побежал за лошадью. Ему жаль было лошади, и он бежал за ней, желая ее поймать. Она вбежала в лес, куда побежал и он. Лошадь фыркала и неистово била копытам о землю, убегая от него. В этом лесу обитал громадный лев, самого ужасного вида. Глаза его метали искры, выражение лица было ужасно, а сила мускулов наводила ужас. Казначей, увидав приближавшегося к нему льва, не знал, что ему делать, так как с ним не было даже меча.