Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

А на следующее утро царь вернулся со своими войсками с охоты и прошел к себе во дворец. Отпустив эмиров, он вошел во дворец и увидал обеих женщин, влюбившихся в его сыновей, в постели и совершенно больных. Они составили заговор против царевичей и условились погубить их, так как они опозорились в их глазах и боялись, что поступки их сделаются известны. Царь, увидав их в таком положении, тотчас же спросил:

– Что это с вами?

Они встали, поцеловали ему руки и, искажая дело, отвечали:

– Знай, о царь, что сыновья твои, с любовью воспитанные тобой, поступили против тебя коварно и, влюбившись в нас, хотели обесчестить тебя.

При этих словах в глазах у Кемараль-Земана потемнело, и он так разгневался, что не помнил себя и вскричал:

– Объясните мне все подробно.

Каждая из обманщиц рассказала историю, какая взбрела ей на ум, и обе они горько плакали перед царем.

Царь, увидав их слезы и услыхав рассказ, убедился в справедливости их слов и, не помня себя от негодования, вскочил, чтобы броситься на своих сыновей и убить их. Но тесть его, царь Арманус, встретился ему. Он только что узнал о его возвращении и пришел поздороваться с ним. Увидав его с обнаженным мечом и с кровью, капавшей из ноздрей вследствие гнева, спросил, что так встревожило его. Кемараль-Земан сообщил ему, как сыновья виновны перед ним, и прибавил:

– Я иду к ним, чтобы самым позорным образом убить их, для примера других.

Тесть его, царь Арманус, точно так же разгневался на юношей и сказал:

– И хорошо сделаешь, сын мой, и Господь не пошлет милости сыновьям, решающимся таким образом задеть лесть своего отца; но все-таки они твои сыновья и убивать их собственноручно не годится. Убивая их, ты будешь свидетелем их мучений и потом раскаешься, что убил их, когда раскаяние уже ни к чему не поведет. Пошли их с одним из твоих мамелюков, для того чтобы он убил их в пустыне, вдали от твоих глаз.

Царь Кемараль-Земан, услыхав совет своего тестя, царя Армануса, совершенно одобрил его. Он вложил в ножны свой меч и, вернувшись, сел на трон и позвал к себе своего казначея, дряхлого старика, весьма опытного в делах.

– Отправляйся к моим сыновьям, – сказал ему царь, – и крепко свяжи ими назади руки, затем положи их в два ящика, а ящики поставь на мула, а сам сядь на лошадь и поезжай в пустыню, и убей их, после чего наполни две бутылки их кровью и привези мне поскорее.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал казначей.

Поднявшись, он пошел к Эль-Амджаду и Эль-Асаду, которых встретил в сенях, направлявшихся во дворец. Они оделись в самые богатые одежды, намереваясь посетить отца, поклониться ему и поздравить его с благополучным возвращением с охоты. Казначей, увидав их, наложил на них руку, сказав:

– О дети мои, вы знаете, что я слуга, обязанный повиноваться приказаниям вашего отца. А вы готовы ли повиноваться ему?

– Готовы, – отвечали они.

Услыхав этот ответ, казначей связал им назад руки, положил в два ящика и, поставив ящики на мула, выехал с ними за город. Он ехал по пустыне вплоть до полудня, когда остановился в печальной и пустынной местности и, соскочив с коня, снял с мула ящики и открыл их, вывел Эль-Амджада и Эль-Асада. Посмотрев на них, он горько заплакал, сожалея их красоту и молодость, и затем, обнажив меч, сказал им:

– Клянусь Аллахом, государи мои, мне тяжело так отвратительно поступать с вами; но в этом случае меня можно извинить, так как я слуга и должен повиноваться вашему отцу, царю Кемараль-Земану, приказавшему мне отрубить вам головы.

– О эмир, – отвечали они ему, – поступай так, как приказал тебе царь; так как мы должны терпеливо перенести то, что Господь постановил сделать с нами, и ты не ответишь за то, что пролил нашу кровь.

Они поцеловали друг друга и простились, а Эль-Асад сказал казначею:

– Аллахом умоляю тебя, дядюшка, не допускай, чтобы я видел страдание и кончину брата моего; но убей меня раньше его, чтобы мне легче было перенести мое несчастье.

Эль-Амджад сказал казначею то же самое, что говорил и брат его, и умолял убить его раньше брата, говоря:

– Брат моложе меня, и поэтому не терзай меня зрелищем его страданий.

Оба они горько заплакали, и казначей, глядя на них, тоже заплакал, а братья снова обнялись и простились, говоря:

– Несомненно, это дело этих двух бесстыдных женщин, и сила и власть только в руках Аллаха, конечно, мы принадлежим Ему и зависим от Него.

А Эль-Асад, обняв брата, вздохнул и проговорил: