– Приказывай мне, что хочешь, – отвечал Эль-Амджад, – и я никогда не ослушаюсь тебя, так как спасением своим обязан тебе.
– Войди опять в комнату, – сказал ему Багадир, – и сядь на свое прежнее место и сиди смирно. А я приду к тебе. Меня зовут Багадиром. Когда же я подойду к тебе, ты набросься на меня и закричи: – Это где ты пропадал до сих пор? И обяснений моих не слушай, а вскочи и начни меня бить; и если ты пожалеешь меня, то я убью тебя. Ну, так входи и веселись; и все, что ты от меня пожелаешь, ты получишь. Сегодня можешь провести здесь ночь, а завтра утром отправляйся, куда хочешь. Это я делаю из уважения к тебе как к чужестранцу, я люблю чужестранцев и долгом своим считаю услужить им.
Эль-Амджад поцеловал ему руку и вошел в комнату. На белом лице его теперь играл румянец, и, войдя, он сказал девице:
– Ты осчастливила своим присутствием, госпожа моя, это место, и сегодня вечер мы проведем весело.
– Ты поистине удивляешь меня, – отвечала девица, – тем, что сделался со мною так любезен.
– Клянусь Аллахом, госпожа моя, – сказал он, – это произошло оттого, что я думал, не взял ли мой мамелюк ожерелье из бриллиантов, стоящее до десяти тысяч червонцев, поэтому-то я и выходил посмотреть, но, найдя ожерелье на прежнем месте, я успокоился. Не знаю, отчего мамелюк мой до сих пор не возвращается. Мне придется наказать его.
Эти слова очень обрадовали девицу, и она продолжала болтать с Эль-Амджадом, пить с ними и хохотать до самого солнечного заката.
К вечеру пришел к ним Багадир. Он переоделся, подвязался и обулся, как мамелюк. Поклонившись и поцеловав землю, он встал, скрестив руки и наклонив голову, как человек, сознающий свою вину. Эль-Амджад сердито посмотрел на него и сказал:
– Отчего ты так долго не являлся, негоднейший из мамелюков?
– О господин мой, – отвечал он, – я мыл себе белье и не знал, что ты уже здесь, так как ты приходишь обыкновенно ночью, а не днем.
Тут Эль-Амджад закричал на него:
– Ты лжешь, негодный мамелюк! Клянусь Аллахом, я изобью тебя!
Вскочив, он повалил Багадира на пол и, схватив палку, избил его. Но девица со своей стороны тоже вскочила и, выхватив от него палку, так стала бить его, что у него потекли слезы, и он стал молить о пощаде и стиснул зубы. Эль-Амджад крикнул ей:
– Оставь его! Я хочу вылить на него весь свой гнев.
Эль-Амджад отнял от нее палку и оттолкнул ее. Багадир встал и, вытерев слезы, остановился в ожидании новых приказаний; после чего он прибрал комнату и зажег лампы. А девица ругала мамелюка всякий раз, как он показывался ей на глаза, а Эль-Амджад сердился на нее и говорил ей:
– Прошу тебя Аллахом (да святится имя его), оставь моего мамелюка, так как он к этому не привык.
Они продолжали есть и пить, и мамелюк прислуживал им до полуночи, когда, утомившись работой и ослабев от побоев, он уснул посреди комнаты и захрапел. Девица же, опьянев, обратилась к Эль-Амджаду со следующими словами:
– Встань, возьми вот этот меч, что висит тут, и сруби голову мамелюку. Если ты этого не сделаешь, то я употреблю средства к твоей собственной погибели.
– Что это с тобой, – сказали Эль-Амджад, – за что ты хочешь убить моего мамелюка?
– Удовольствие не будет полно, если я не убью его. И если ты не встанешь, то я встану сама и убью его.
– Аллахом умоляю тебя, – вскричал Эль-Амджад, – не делай этого.
– Нет, я сделаю, – отвечала она, и взяв меч, выдернула его из ножен и хотела взмахнуть им.
«Этот человек, – подумал Амджад, – так хорошо поступил с нами, приняв нас под свое покровительство, и даже прислуживал нами, как мамелюк. И мы вознаградим его убийством? Нет, этого не будет!» Затем он сказал девице:
– Если убийство мамелюка необходимо, то я предпочитаю убить его сам.
Hе взяв от нее меч, он поднял руку и ударил мечом по шее девицу так сильно, что снес ей голову, упавшую на хозяина дома, который проснулся и привстал, открыв глаза. Эль-Амджад стоял перед ними с обнаженным мечом в руках, а девица лежала убитой. Он спросил у юноши, что это значит, и Эль-Амджад рассказал, в чем дело, прибавив:
– Она непременно хотела убить тебя, и за это я ее убил.
Багадир встал и, поцеловав юношу в голову, сказал:
– О господин мой, лучше было бы тебе простить ее! Теперь нам остается только до наступления утра прибрать ее.
Багадир подпоясался и, завернув девицу в балахон, положил ее в большую корзину из пальмовых листьев и понес ее, сказав:
– Ты чужестранец и никого здесь не знаешь, поэтому сиди тут и жди меня к солнечному восходу. Когда я вернусь к тебе, я постараюсь сделать что-нибудь для тебя и навести справки о твоем брате, но если солнышко взойдет и меня не будет, то знай, что воля Аллаха совершилась, мир да будет над тобою. Дом этот останется тебе со всем заключающимся в нем богатством.