– Лучше бы мне умереть раньше своих товарищей; они, по крайней мере, обмыты и погребены. Сила и власть в руках Аллаха.
Я посидел в раздумье, затем встал и вырыл для себя на берегу моря глубокую яму, думая, что, когда я захвораю и буду чувствовать, что смерть приближается ко мне, я лягу в эту яму и умру, а ветер засыплет меня песком; таким образом и я буду погребен. Я бранил себя за глупость и за то, что уехал со своей родины, из своего города, поехал странствовать по чужим краям, после всего того, что испытал во время своего первого, второго, третьего, четвертого и пятого путешествий и после того, что я ни разу не путешествовал, не испытывая всевозможных ужасов. Я не думал, что спасусь на этот раз, и раскаивался, что поехал морем и захотел торговать, имея такие большие средства и возможность прожить всю жизнь в полном довольстве.
После этого я стал размышлять таким образом.
Ведь у этого потока должны быть и начало, и конец, и он, может быть, проходит по населенной стране. Мне следует выстроить себе маленький плот, спустить его в речку и поехать на нем. Если я найду выход, то буду спасен, а если выхода не найду, то не все ли равно, где умирать?
Я вздохнул и, встав, пошел собирать лес для плота. Я собрал китайского дерева и алоэ и, связав их веревками от лежавших на берегу снастей, положил на них доски от сломанных кораблей. Я сделал плот немного поуже потока или речки, крепко связал его и, взяв с собою бриллиантов и крупного жемчуга, и товаров, лежавших на берегу, и серой амбры, уложил все на плот, на который положил также остатки съестных запасов. После этого я пустил плот но реке, сделав из досок два весла; я поступил, как говорит поэт:
Я поплыл на плоту вдоль речки, раздумывая о том, чем кончится моя поездка, и подъехал к тому месту, где река протекала под гору. Протолкнув плот в отверстие, я очутился в совершенном мраке, но плот продолжал плыть под горою. Края плота доставали до берегов; а я рукою касался до каменного потолка, под которым плыл. Вернуться было уже невозможно, и я порицал себя за то, что сделал, и думал, что если речка сделается еще уже, то плот не пройдет и вернуться тоже возможности не будет. И так мне суждено неминуемо погибнуть в этом месте. Я упал лицом на плот и лежал так, продолжая плыть и не отличая дня от ночи, так как под горой был полнейший мрак; и так я проводил время, замирая от страха за свою жизнь. Иногда речка становилась шире, а иногда совершенно суживалась, но мрак не прекращался, и наконец я так утомился от волнения и от всего другого, что заснул. Таким образом, лежал я лицом на плоту, который уносил меня во время сна, и не знал, долго или недолго я плыл.
Наконец, я проснулся и оказался под ясным небом; открыв глаза, я увидал протоптанную дорогу, и плот мой – привязанным на берегу острова, где было много индейцев, похожих на абиссинцев. Когда они увидали, что я проснулся, они подошли ко мне и заговорили со мною по-своему; но я их не понимал и думал, что вижу все это во сне и, может быть, от слабости брежу. Когда они заговорили со мною и я ничего не ответил им, потому что не понимал их, то один из индейцев подошел ко мне ближе и сказал мне по-арабски:
– Да будет над тобою мир, брат наш. Кто ты такой и откуда пришел? И зачем пришел сюда? Мы же землепашцы и пришли сюда, чтобы полить наши луга и посевы, и нашли тебя на плоту, поэтому мы поймали его и привязали в ожидании, что ты проснешься. Расскажи нам, почему ты прибыл сюда?
– Прежде всего Аллахом умоляю тебя, – отвечали я, – дай мне чего-нибудь поесть, так как я голоден; а после этого спрашивай меня все, что хочешь.