Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Когда царица убедилась, что мальчики эти – действительно дети Гасана и что царевна Менар-Эль-Сена – его жена, которую он отыскивал, она пришла в такое негодование на сестру, что и сказать трудно; она закричала на Гасана так, что он опять лишился чувств и, придя в себя, сказал следующее:

Ты далека, но ближе всех других
Людей; и ты отсутствуешь, но в сердце
Моем ты обитаешь постоянно.
Клянусь Аллахом, что не обращался
Я никогда к красавицам другим,
Но терпеливо я удел переношу
Всегда враждующей со мной судьбы.
Идет, кончается за ночью ночь,
Но я люблю тебя без перерыва,
И пламя, и неистовый огонь
В моем пылают сердце постоянно.
Таким я человеком был, который
Не соглашался ни на час разлуки.
Так каковым должно быть состоянье
Моей души, когда со дня разлуки
С возлюбленной моей прошел уж целый
Ряд месяцев, томительных и грустных?!
Ревную я, когда зефир повеет
Своим дыханьем на тебя. То правда,
Что ревности я полон постоянной
К красивейшей из женщин всей земли.

Досказав эти стихи, он снова впал в беспамятство, и когда пришел в себя, то увидал, что его бросили на пол лицом вниз. Он встал и пошел, спотыкаясь на полы своего платья и не веря, что он останется цел. Старая Шавапея также была сильно огорчена, но не смела говорить с царицей, видя, как она страшно раздражена. Гасан же, выйдя из дворца, совершенно потерял голову и не знал, куда ему идти и куда преклонить голову. Свет для него точно сошелся клином, и ему не с кем было поговорить; некому было его утешить, и некому было подать ему какой-нибудь совет и приютить его. Теперь он был уверен, что должен погибнуть, потому что пуститься в путь один он не мог, не зная дороги, и не мог пройти страны Шайтанов; и Птиц, и Хищных Зверей, и вследствие этого он не надеялся остаться в живых. Гасан заплакал так горько, что лишился чувств, а когда пришел в себя, то стал думать о своих детях и жене, которая должна была прибыть к своей сестре царице. Он раскаивался, что приехал в эту страну и не послушался добрых советов; продекламировав несколько стихотворений, он вышел за город и увидал реку, и пошел вдоль берега, сам не зная, куда идти.

Что же касается до жены его Менар-Эль-Сены, то она хотела выехать на следующий день после старухи. В ту минуту, как она раздумывала о предстоящем ей пути, к ней в комнату вошел царедворец ее отца и, поцеловав прах у ног ей, сказал:

– О царица! Отец твой, верховный царь, зовет тебя к себе.

Она встала и тотчас же пошла к своему отцу, чтобы узнать, что ему нужно. Отец, увидав ее, посадил ее подле себя на ложе и сказал:

– О дочь моя, знаешь, я видел сегодня ночью сон и теперь боюсь за тебя, боюсь, чтобы с тобой не случилось чего-нибудь во время пути.

– О отец мой, – возразила она, – что же видел ты во сне?

– Я видел, – отвечал отец, – будто я вхожу в какую-то сокровищницу и вижу в ней необыкновенные редкости, и бриллианты, и жемчуг, и яхонты, но ничто не ценило меня так, как семь жемчужин и в особенности одна из семи, самая меньшая, но самая чистая и самая блестящая. Я взял ее в руки и пошел с ней из сокровищницы. Но лишь только я вышел в дверь и хотел посмотреть и полюбоваться на свое приобретение, как вдруг подлетела какая-то незнакомая птица – но птица не из наших мест – и, схватив от меня жемчужину, вернула ее туда, откуда я ее взял. На меня напал страх и ужас, вследствие чего я и проснулся с чувством сожаления о потерянной драгоценности. Проснувшись, я тотчас же призвал снотолкователей и рассказал им свой сон, а они сказали мне: «У тебя семь дочерей, младшую из которых ты потеряешь, она будет взята от тебя силою и без твоего позволения». Ты, дочь моя, самая у меня младшая, самая любимая и более других привязанная ко мне. Ты собираешься ехать к сестре, и я не знаю, что грозит тебе там, но только не езди и вернись к себе во дворец.

При этих словах отца сердце Менар-Эль-Сены заныло, она испугалась за своих детей и низко наклонила голову. Затем посмотрела на отца и сказала: