Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Не говорил ли я тебе, чтобы ты не ел, – сказал он. – Смотри, какие вкусные вещи подавались у капитана. Вот видишь, что он прислал тебе, когда я сказал, что ты болен.

– Ну, давай сюда, – сказал Абу-Кир и, взяв от цирюльника чашку, он, как голодный пес, стал есть все, что в ней было.

Абу-Кир вернулся к капитану и сел с ним пить кофе, после чего он вернулся к Абу-Киру и увидал, что тот съел все, что было в чашке, и пустую отодвинули ее от себя. Он взял чашку, передал ее одному из слуг капитана и, вернувшись к товарищу, заснул до утра. На следующий день Абу-Сир снова начал брить; и все, что получал, он делил с Абу-Киром, который ел, пил и не трогался с места. А Абу-Сир каждый вечер приносили ему целое блюдо кушаний от капитана.

Они прожили так двадцать дней, пока корабль не вошел в гавань какого-то города, где товарищи вышли на берег и заняли комнатку в хане. Абу-Сир купил и принес обстановку и все, что надо, и сварил кушанья; а Абу-Кир спал все время с тех пор, как вошел в комнатку. Он проснулся только тогда, когда Абу-Сир разбудил его.

Абу-Кир сказал товарищу:

– Не сердись на меня, потому что я устал.

Сказав это, он опять уснул. Так они прожили сорок дней. Каждый день цирюльник брал все, что нужно для бритья, и ходил по городу, и работал, а возвращаясь, находил Абу-Кира спящим. Он будил его; Абу-Кир, проснувшись, с жадностью хватался за еду, как человек, давно не евший, после чего снова засыпал. Так прожил он еще сорок дней, и Абу-Сир говорил красильщику:

– Посиди, отдохни и выйди пройтись по городу: это чудный город, другого такого и на свете нет.

– Не брани меня, я утомлен, – отвечал Абу-Кир.

Абу-Сир не хотел огорчать своего товарища и боялся сказать ему что-нибудь обидное. Но на сорок первый день цирюльник захворал и не мог выйти, так что привратник прислужил им. Привратник сделал им все, что нужно, и прислуживал в продолжение четырех дней; но за это время болезнь Абу-Сира так усилилась, что он впал в беспамятство.

Абу-Кира же мучил голод. Он встал и, обшарив карманы цирюльника, нашел у него деньги. Он взял их и, заперев дверь, ушел, не сказав никому ни слова; привратник же был на рынке и потому не видал, как красильщик ушел. Абу-Кир пошел на рынок, купил себе богатую одежду и пошел гулять по городу. Он увидал, что город замечательно хорош и что все жители одеты в белое с голубым и ни в какой другой цвет. Он зашел к красильщику и увидал, что все находившееся у него в лавке было голубого цвета, и, подавая ему носовой платок, он сказал:

– Возьми этот платок, хозяин, выкраси мне его и скажи, сколько за это следует.

– Следует за это двадцать серебряных монет, – отвечал красильщики.

– У нас дома, на родине, – сказал Абу-Кир, – это выкрасили бы за две серебряные монеты.

– Так ты бы шел к себе домой да и красил бы там; а я менее, как за двадцать монет, красить не стану.

– А в какой цвет ты мне выкрасишь?

– В голубой, – отвечал красильщики.

– А я хочу, чтобы ты выкрасил мне его в красный.

– В красный цвет я красить не умею.

– Ну, в желтый?

– И в желтый не умею.

Абу-Кир перечислил ему цвета один за другим, а красильщик ему отвечал:

– Нас здесь, в городе, сорок мастеров, не больше и не меньше, и если кто-нибудь из нас умирает, мы учим нашему ремеслу сына покойного, а если сына нет, то кого-нибудь. Но красить все мы умеем только в голубое.

– Знай, что я тоже красильщик, – сказал ему Абу-Кир, – но только я умею красить во всевозможные цвета. Возьми меня к себе на жалованье, и я выучу тебя красить разными красками, так что ты прославишься перед всеми твоими товарищами.

– Мы не позволяем чужеземцами заниматься нашим ремеслом.

– А если я сам один открою красильню? – сказал ему Абу-Кир.

– Этого тебе не дозволят, – отвечал красильщики.

Абу-Кир пошел к другому красильщику, и тот сказал ему то же самое, что и первый. Он продолжал ходить от одного красильщика к другому, пока не обошел всех сорок. Но никто не брал его ни в работники, ни в мастера. Он отправился к шейху красильщиков, но и тот сказал ему, что чужеземца в свой цех они не примут.

Это привело Абу-Кира в сильное негодование, и он пошел с жалобой к царю этого города, которому сказал:

– О, царь! Я чужеземец, по ремеслу красильщик. От ваших красильщиков я узнал то-то и то-то. Я умею красить и в красную краску, и в розовую, и в зеленую, и в желтую, и в какую угодно. А из здешних красильщиков никто не умеет красить ни в какой цвет, кроме голубого, и все-таки не принимают меня ни работником, ни мастером.

– Ты совершенно в этом отношении прав, – отвечал царь, – но я открою для тебя красильню и дам тебе денег. Тебе нечего обращать на них внимания. Если кто-нибудь вздумает сопротивляться тебе, то я повешу его над дверями его же лавки.

Он призвал плотников и сказал им:

– Пойдите вот с этим хозяином по городу, и если ему понравится какое-нибудь помещение, то выгоните из него прежних хозяев, будь ли это лавочник, или трактирщик; выстройте ему такую красильню, какую он желает. Что бы он ни приказал вам делать, приказание его исполняйте.