Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Ибрагим пошел в кусты, а горбун ушел, прося Господа помиловать их. Вдруг в это время подошли пять рабынь такой красоты, что трудно было себе представить. Они вошли в беседку и, сняв с себя верхнее платье, стали мыть ее, обрызгали розовой водой, накурили и покрыли парчой. После них пришло пятьдесят рабынь с музыкальными инструментами и посреди них царевна Джамилех в красных пунцовых носилках с золотыми ручками. Ибрагим не мог видеть со своего места ни ее, ни ее наряда. Рабыни принесли сначала еду и питье и, вымыв руки, поставили для Джемилех трон, на который она и села. Затем они заиграли на инструментах и запели необыкновенно приятными голосами, после чего вышла танцовщица и, ударив в ладоши, стала танцевать. В эту минуту занавес откинулся, и из-за него, смеясь, вышла Джамилех. Ибрагим увидал ее. На ней были разные уборы, а на голове красовалась корона, убранная жемчугом и бриллиантами, на шее – такое же ожерелье. Крутом талии ее шел кушак из продолговатых хризолитов, с завязками из яхонтов и жемчуга. Рабыни все встали и поцеловали прах у ног смеющейся царевны.

– Когда я увидал ее, – рассказывал потом Ибрагим, – я точно потерял сознание, так она была хороша и миловидна. Я упал в обморок и, очнувшись, сказал следующее:

Тобой любуюсь, глаз не закрывая,
Я, чтоб глаза меня не отвращали
От созерцанья красоты твоей.
И если бы тобой я любовался,
Не прерывая созерцанья вовсе,
То не могли бы очи рассмотреть
Все чары красоты твоей волшебной.

Танцовщица сказала рабыням:

– Пусть десять рабынь потанцуют и попоют.

Рабыни протанцевали и затем, окружив царевну, сказали:

– О госпожа наша, потанцуй теперь ты! Сделай нам это удовольствие, доверши радость сегодняшнего дня!

«Двери рая, – подумал Ибрагим, – вероятно, раскрылись, и Господь услышал мою молитву».

Рабыни стали целовать ей ноги и говорили:

– Клянемся Аллахом, ты сегодня особенно хороша.

Они упрашивали ее до тех пор, пока она не сбросила верхней одежды и не осталась в шерстяной рубашке, затканной золотом и вышитой драгоценными камнями, сквозь которую видны были ее удивительные формы.

Ибрагим увидал тут такие грациозные движения, о каких раньше и понятия не имел, и вместе с поэтом проговорил:

Стан танцовщицы гибче ветки ивы,
Душа при виде всех ее движений
Готова с телом у меня расстаться.
Да, нет ноги, когда она танцует,
Которая была бы неподвижна.
И пламя сердца моего стремится
Приблизиться к ее красивым ножкам.

– В то время, как я смотрел на нее, – продолжал рассказывать Ибрагим, вдруг взор ее упал на меня, и она меня заметила. Лицо ее тотчас же изменилось, и она сказала своим рабыням: «Пойте до тех пор, пока я не вернусь к вам». Она взяла нож и подошла ко мне, сказав: «Сила и власть только в руках Бога великого, всемогущего!» Когда она подошла ко мне, я простился со своей жизнью, но когда она увидала меня, и мы встретились лицом к лицу, нож выпал у нее из рук, и она вскричала: «Слава Творцу, смягчающему сердца людские! Успокойся, молодой человек, – прибавила она, – ты обеспечен от того, чего боишься». Я же начал плакать, а она вытерла мои слезы и сказала: «Сообщи мне, кто ты такой и что привело тебя сюда?» Я поцеловал прах у ног ее и ухватился за ее платье, а она прибавила: «Никакой беды с тобой не будет, потому что, клянусь Аллахом, ты первый мужчина, который привел меня в восторг. Скажи мне, кто ты такой?» Я рассказал ей всю свою историю с начала до конца, и она немало удивилась и сказала мне: «О, господин мой, Аллахом прошу тебя, скажи миф, не Ибрагим ли ты, сын Эль-Казиба?» Я отвечал утвердительно, и она бросилась ко мне и сказала: «О господин мой, ведь я из-за тебя возненавидела всех мужчин! Когда я узнала, что в Египте существует юноша, красивее которого нет в целом мире, я влюбилась в тебя по описанию, сердце мое привязалось к тебе, и со мною сделалось, как говорит поэт:

Мое в него влюбилось ухо прежде,
Чем глаз при виде красоты его.
Ведь иногда случается, что ухо
Влюбляется, когда не видит глаз.

– Слава Господу, показавшему мне твое лицо! Клянусь Аллахом, будь это кто-нибудь, а не ты, я приказала бы казнить и своего садовника, и привратника хана, и портного, и всех, к кому ты обращался. Как бы мне, – прибавила она, помолчав немного, – покормить тебя, но так, чтобы рабыни мои не заметили?

– Да у меня есть с собой, – отвечал я, – все, что нужно для еды и питья.