Итак, они втроем отправились к кади и в присутствии его заключили сделку на законном основании. И кади при виде Родимого Пятнышка был чрезвычайно взволнован и очень полюбил его (речь о нем еще впереди). Но вот, заключив условие, они вышли от кади, и отец разведенной женщины увел с собою Родимое Пятнышко и ввел его в свой дом. Он попросил его подождать в прихожей, а сам тотчас отправился предупредить свою дочь и сказал ей:
— Милая дочь моя, я нашел для тебя очень красивого отрока, который, надеюсь, понравится тебе. И я рекомендую его тебе, как только можно рекомендовать. Проведи с ним очаровательную ночь и не отказывай себе ни в чем, ведь не всякую ночь приходится заключать в объятия столь обворожительного юношу.
И, наставив таким образом дочь свою, добрый отец, весьма довольный, направился к Родимому Пятнышку, чтобы сказать ему то же самое. И он попросил его подождать еще немного, пока его новая супруга окончательно приготовится принять его.
Что же касается первого мужа, то он сейчас же отправился к одной весьма опытной старухе, которая его воспитала, и сказал ей:
— Прошу тебя, матушка, выдумай что-нибудь, чтобы помешать мужу, которого мы нашли, приблизиться в эту ночь к разведенной супруге моей!
И старуха ответила:
— Клянусь жизнью своей! Нет ничего проще!
И она закуталась в свое покрывало…
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Затем она закуталась в свое покрывало и пошла в дом разведенной, где сначала увидела в прихожей Родимое Пятнышко. Она поклонилась ему и сказала: — Я пришла к разведенной молодой женщине, чтобы втирать ей в тело мазь, как делаю это ежедневно, чтобы излечить ее от проказы, которой она страдает, — о, бедная женщина!
Родимое Пятнышко воскликнул:
— Да охранит меня Аллах! Как, добрая женщина? Разве эта разведенная больна проказой? А я-то должен был эту ночь провести с нею, ибо я предшественник, выбранный ее первым супругом.
А старуха ответила ему:
— О сын мой, да охранит Аллах твою цветущую юность! Да, конечно, ты бы хорошо сделал, если б воздержался от совокупления!
И она оставила его совершенно оторопевшим и вернулась к разведенной, которую убедила в том же относительно юноши, который должен был служить мужем на одну ночь. И она посоветовала и ей воздержание, чтобы не осквернить себя. После чего она удалилась.
Что до Родимого Пятнышка, то он продолжал ждать знака со стороны молодой женщины, прежде чем войти к ней. Но ему пришлось долго ждать, и он никого не видел, если не считать рабыни, которая принесла ему блюдо яств. Он поел и напился и, чтобы занять время, прочел наизусть Коран, а затем стал напевать стихи голосом более сладостным, чем был голос юного Дауда пред лицом Талута[71]
.Когда молодая женщина услышала из своих покоев этот голос, она сказала себе: «Что болтала мне эта старуха, приносящая несчастье? Разве человек, пораженный проказою, может обладать таким чудным голосом? Клянусь Аллахом! Я сейчас позову его и посмотрю собственными глазами, не солгала ли эта старуха. Но сперва я отвечу ему».
И она взяла индийскую лютню и, искусно настроив ее, запела голосом, который мог задержать полет птиц в глубине небес:
Когда Родимое Пятнышко услышал первые звуки этого пения, то перестал напевать и, очарованный, внимательно прислушался. И он подумал: «Что говорила мне эта старая торговка мазями? Клянусь Аллахом! Она, должно быть, лгала. Такой чудный голос не может принадлежать прокаженной». И, тотчас подхватив напев последних звуков песни, он запел голосом, от которого могли бы заплясать скалы:
Тогда молодая женщина, глубоко взволнованная, подбежала и, приподняв занавес, отделявший ее от молодого человека, предстала глазам его, подобная луне, выходящей из облаков, она сделала ему знак, чтобы он вошел скорей, и прошла вперед, двигая бедрами так завлекательно, что подняла бы на ноги даже немощного старика. Родимое Пятнышко был поражен ее красотой, ее свежестью и юностью. Но он все еще не решался приблизиться к ней, удерживаемый страхом возможного заражения.
Но вдруг молодая женщина, не произнося ни слова, в мгновение ока сбросила с себя сорочку и шальвары, далеко отбросила их и предстала вся обнаженная и чистая, как самородное серебро, и она была стройная и крепкая, как ствол молодой пальмы.