Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И, говоря это, она сама откинула со своего лица покрывало и открыла моим взорам лицо свое, которое было точно луна, шествующая к четырнадцатой своей ночи. И когда я увидел эти два драгоценных камня — ее вавилонские глаза, — и ее анемоновые щеки, и ее маленький ротик — коралловый ящичек с перламутровым браслетом внутри, — и все ее поразительное лицо, у меня остановилось дыхание и я не мог сделать ни одного движения, чтобы достать ей то, что она требовала от меня.

И она улыбнулась и сказала мне:

— Я понимаю, молодой человек, ты потрясен моим безобразием. Я действительно знаю это, столько раз я слышала, как повторяли мне, что мое лицо отвратительно, что оно покрыто ямками оспы и грубо, что я крива на правый глаз и коса на левый, что у меня нос безобразный и в прыщах, что у меня рот зловонный и с шатающимися зубами, без десен и что, наконец, у меня безобразные и подрезанные уши. И я уже не говорю ни о чесоточной коже моей, ни о моих редких и коротких волосах, ни обо всех моих невидимых внутренних ужасах!

И я воскликнул:

— Имя Аллаха над тобой, и вокруг тебя, и над твоей красотой видимой, о госпожа моя, и над твоей красотой невидимой, о облеченная сиянием, и над твоей чистотой, о дочь лилии, и над твоим благоуханием, о роза, и над твоим блеском и белизной, о жасмин, и над всем, что можно видеть, что можно обонять, чего можно касаться! И счастлив тот, кто может видеть тебя, обонять и касаться!

И от волнения я чувствовал себя уничтоженным и опьяненным до смерти.

Тогда юная дева любви посмотрела на меня, улыбаясь продолговатыми своими глазами, и сказала мне:

— Увы! Увы! И почему это отец мой настолько ненавидит меня, что приписывает мне все те отвратительные недостатки, которые я тебе перечислила?! Потому что это и есть мой отец и никто иной, который постоянно пытался меня уверить во всех этих мнимых ужасах моей особы. Но хвала Аллаху, Который доказал мне совершенно обратное при твоем посредстве! И теперь я совершенно убеждена в том, что отец мой не обманывал меня, но что сам находится под влиянием галлюцинаций, которые заставляют его видеть вокруг только одно безобразие. И что касается меня, то он готов, чтобы избавиться от моего вида, который тяготит его, продать меня как рабыню на рынке бракованных рабов.

И я, о господин мой, воскликнул:

— Но кто же твой отец, о владычица красоты?

Она отвечала:

— Это шейх-уль-ислам[18] собственной персоной!

И я, воспламеняясь, воскликнул:

— Э, клянусь Аллахом! Быть может, вместо того чтобы продавать тебя на рынке рабов, он согласится выдать тебя за меня замуж?

И она сказала:

— Мой отец человек честный и добросовестный. И поскольку он воображает, что его дочь отвратительное чудовище, он не захочет дать согласие на союз ее с молодым человеком, обладающим такими достоинствами, как ты. Но быть может, несмотря на это, ты найдешь возможным выразить ему твое желание. И я хочу указать тебе некоторые средства, при помощи которых тебе, вероятно, удастся убедить его. — И после этих слов юная дева совершенной любви несколько минут подумала и сказала: — Вот что. Когда ты предстанешь перед отцом моим, шейх-уль-исламом, и когда ты сделаешь твое брачное предложение, он тебе наверно скажет: «О сын мой, необходимо открыть тебе глаза! Знай, что моя дочь калека, разбита параличом, горбата…» Но ты прервешь его, сказав: «Я доволен! Я доволен!» И он будет продолжать: «Моя дочь одноглаза, корноуха[19], зловонна, колченога, слюнява и нечистоплотна в постели…» Но ты прервешь его, сказав: «Я доволен! Я доволен!» И он будет продолжать: «О несчастный, моя дочь омерзительна, порочна, сонлива, вонюча.» Но ты прервешь его опять, сказав: «Я доволен! Я доволен!» И он будет продолжать: «Но ты еще всего не знаешь, о несчастный! Моя дочь усата, брюхата, с отвислыми грудями, однорука, кривонога, косоглаза, с носом, покрытым лоснящимися прыщами, с лицом, изрытым оспой, со зловонным ртом, с шатающимися и лишенными десен зубами, она отвратительна внутри, плешива, невероятно чесоточна, она ужас во всех отношениях, она гнусное проклятие!» И, предоставив ему до конца вылить на меня весь этот кувшин бранных слов, ты скажешь ему: «Э, клянусь Аллахом, я доволен! Я доволен!»

В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.

Но когда наступила

ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И предоставив ему до конца вылить на меня весь этот кувшин бранных слов, ты скажешь ему: «Э, клянусь Аллахом, я доволен! Я доволен!»

И когда я выслушал эти слова, о господин мой, при одной только мысли, что подобные эпитеты могли быть приложены отцом ее к этой деве совершенной любви, я почувствовал, что кровь приливает к голове моей от негодования и гнева. Но так как все-таки было необходимо пройти через это испытание, чтобы достичь брака с этой совершеннейшей из газелей, я сказал ей: