Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Уверена ли ты, о дочь моя, что нечистый не сделал тебе ничего другого? И не чувствовала ли ты того, о чем я хочу сказать тебе?

Она отвечала:

— Я не знаю!

Тогда мать и кормилица опустили свои головы и осмотрели девушку. И они увидели, как я и говорил тебе, о господин мой, что все было на своем месте и что над ней не было произведено никакого насилия. Однако нюх у проклятой кормилицы был слишком тонкий, и он заставил ее сказать:

— Я чувствую над нашей дочерью запах злого джинна мужского пола! — И она закричала евнухам: — Где же кизяк, о проклятые?!

И как раз в это время евнухи вернулись с корзиной кизяка и поспешно передали его старухе через дверь, которая была приоткрыта на одно мгновение.

Тогда старая кормилица, сняв сначала ковры, которыми был покрыт пол, бросила кизяк на мраморные плиты и подожгла его. И лишь только пошел от него дым, она начала бормотать над огнем какие-то непонятные слова и чертить в воздухе какие-то магические знаки.

И вот дым от горевшего кизяка, наполнивший комнату, начал есть мои глаза так больно, что они наполнились слезами, и я был принужден несколько раз вытирать их краем одежды моей. И я не подумал при этом, о господин мой, что таким образом я мало-помалу снимаю порошок, делавший меня невидимым и которого по своей непредусмотрительности я не догадался взять побольше у моего учителя перед его смертью.

И вдруг все три женщины испустили одновременно крик ужаса, указывая на меня пальцами:

— Вот ифрит! Ифрит! Ифрит!

И они позвали на помощь евнухов, которые тотчас же наводнили всю комнату и бросились на меня с намерением убить меня.

Но я закричал на них самым страшным голосом, каким только мог:

— Если вы мне причините малейшее зло, я позову на помощь моих братьев-джиннов, и они истребят вас и обрушат этот дворец на головы его обитателей!

И они испугались и удовольствовались тем, что связали меня.

И тогда старуха закричала:

— Мои пять пальцев левой руки — на твой правый глаз, и пять пальцев другой — на твой левый глаз!

И я сказал ей:

— Замолчи, проклятая колдунья, или я призову моих братьев-джиннов, и они вгонят длину твою в ширину твою!

Тогда она испугалась и замолчала. Но через несколько минут закричала опять:

— Так как это ифрит, мы не можем убить его! Но мы можем заточить его на весь остаток дней его! — И она сказала евнухам: — Возьмите его и отведите в маристан, и наденьте ему на шею цепь, и прикрепите эту цепь к стене. И скажите стражам, что, если они позволят ему убежать, всех их ждет неминуемая смерть.

И тотчас же евнухи схватили меня, и увели, и бросили в этот маристан, где я познакомился с моими бывшими сотоварищами, нынешними достопочтенными придворными.

Такова моя история, и такова, о господин мой султан, причина моего заключения в эту тюрьму для умалишенных, и вот почему эта цепь на моей шее. И я рассказал тебе все от одного конца и до другого и надеюсь на Аллаха и на тебя, что вина моя будет мне отпущена и что ты по доброте своей извлечешь меня из этих уз и поместишь в каком угодно другом месте, но только не за этими замками. И было бы лучше всего, если бы я сделался супругом царевны, из-за которой я потерял свой разум, — Всевышний да пребудет над нами!

Когда султан Махмуд выслушал эту историю, он повернулся к своему визирю, бывшему султану-дервишу, и сказал ему:

— Вот как судьба сводит все происшествия в семье нашей, ибо царевна, в которую влюблен этот молодой человек, — последняя дочь покойного султана, отца супруги моей! И нам только остается наилучшим образом закончить последнее происшествие.

Потом он повернулся к молодому человеку и сказал ему:

— Поистине, твоя история — удивительная история, и, если бы ты даже не просил отдать тебе в жены дочь моего дяди, я тебе все-таки назначил бы ее в благодарность за то удовольствие, которое доставили мне слова твои! — И он приказал тотчас же снять с него цепи и сказал ему: — Отныне ты будешь третьим моим придворным, и я сейчас же распоряжусь, чтобы были сделаны все приготовления для твоей свадьбы с царевной, с которой ты уже познакомился.

И молодой человек поцеловал руку великодушного султана. И все они вышли из маристана и возвратились во дворец, где по случаю восстановления брака двух царевен и бракосочетания молодого человека с третьей царевной были назначены большие празднества и общественные увеселения. И все обитатели города, большие и малые, были приглашены принять участие в торжествах, которые должны были продолжаться сорок дней и сорок ночей, в честь бракосочетания дочери султана с учеником мудреца и соединения тех, которые были разъединены.

И все они жили в любовных утехах и забавах до самой неотвратимой разлуки.

— Такова, о благословенный царь, — продолжала Шахерезада, — сложная и весьма запутанная история привлекательного незаконнорожденного, который был сначала султаном, а потом бродячим дервишем, пока султан Махмуд не назначил его своим визирем, и история о том, что было с его другом, султаном Махмудом, и тремя сумасшедшими, заключенными в маристан. Но Аллах всех выше, всех щедрее, всех мудрее!

Потом, не останавливаясь, она прибавила: