И я, еще более удивленный, чем накануне, таким способом вкушения пищи, подумал про себя: «Клянусь Аллахом! Где она так научилась есть рис? Может быть, это в обычае страны, откуда она родом? Или она так поступает, потому что малоежка? Или она пересчитывает зерна риса, чтобы не съесть больше положенного? Но быть может, она поступает так из экономии, чтобы научить меня быть бережливым и не быть расточительным? Клянусь Аллахом! Она ошибается, потому что нам нечего бояться, что мои запасы иссякнут и что я смогу когда-нибудь разориться. Ибо у нас благодаря Воздаятелю есть на что жить, и мы не обязаны лишать себя необходимого».
Однако жена моя вряд ли понимала эти мои соображения и мое недоумение, поскольку она продолжала есть в своей непостижимой манере. И даже, как если бы она хотела причинить мне еще больше боли, она время от времени отбрасывала некоторые рисовые зернышки и заканчивала тем, что вытирала, не говоря ни единого слова или не глядя на меня, свою маленькую заостренную палочку и прятала ее в костяной футляр. И это все, насколько я видел, что она сделала этим утром. И вечером она ела точно так же, как и утром, и так повторялось всякий раз, когда мы садились вместе перед расстеленной скатертью за общей трапезой.
Когда же я в результате наблюдений убедился, что любая женщина просто не может жить, принимая столь малое количество пищи, я уже больше не сомневался, что в самом существовании моей супруги скрывается какая-то необычайная тайна. И это соображение заставляло меня продлевать свое ожидание в надежде, что со временем она привыкнет жить со мною так, как мне бы хотелось. Однако мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что эта моя надежда была совершенно напрасной и что мне надо решиться и попытаться любой ценой найти объяснение ее образа жизни, столь отличного от нашего. И такая возможность представилась мне, когда я этого совсем не ожидал.
После пятнадцати дней воздержания и осмотрительности с моей стороны я наконец решился и впервые попытался посетить ее в спальне для новобрачных. И вот однажды ночью, когда я думал, что моя жена крепко спит, я медленно подошел к комнате, которую она занимала на противоположной от моей стороне дома, и приблизился к ее двери, стараясь ступать неслышно, дабы не побеспокоить ее во сне. Ибо я не хотел разбудить ее внезапно, и мне хотелось полюбоваться на нее спящую, и я представлял ее закрытые глаза с длинными загнутыми ресницами такими же красивыми, как у райских гурий.
И вот, дойдя до этой двери, я услышал за нею шаги супруги моей. И поскольку я не мог понять причину, которая не давала ей уснуть в столь поздний час ночи, я решил спрятаться за дверной портьерой, чтобы попытаться понять, в чем тут дело.
И вскоре дверь открылась — и на пороге появилась моя жена, полностью одетая, и она пошла, заскользив по мраморным плитам, не издавая ни малейшего шума. И когда она проходила мимо меня в темноте, я взглянул на нее — и от изумления кровь застыла у меня в жилах. Ее лицо в темноте было словно освещено двумя горящими угольками, и то были ее глаза, подобные глазам тигров, которые, как говорят, горят в темноте и на свету, когда те встают на путь охоты и убийства. И она была похожа на тех ужасных призраков, которые нам посылают злые джинны во время сна, когда хотят, чтобы мы предвидели замышляемые против нас коварства и бедствия. И сама она уже казалась мне каким-то призраком с бледным лицом, горящими глазами и огненно-желтыми волосами, развевающимися на голове ее.
И я, о господин мой, почувствовал, как мои челюсти застучали и моя слюна пересохла во рту, и у меня сперло дыхание. И хотя я сохранил способность двигаться, я позаботился о том, чтобы стоять не шелохнувшись за занавесом и не выдавать ничем своего присутствия. И я подождал, пока она уйдет, а потом вышел из своего укрытия и перевел дыхание. И я подошел к окну, выходившему во двор дома, и выглянул наружу. И я успел заметить через это окно, выходящее во двор, что она открыла дверь на улицу и вышла, едва переступая ногами по земле.
И я выждал еще немного, а потом подбежал к двери, которую она оставила приоткрытой, и последовал за нею, держась на некотором расстоянии и неся свои сандалии в руках.
Снаружи сияла убывающая луна, и небо казалось необычайно высоким в ее трепетном свете. И, несмотря на свои чувства, я устремил душу свою к Создателю всех существ и мысленно сказал Ему: «О Всемогущий Господь возвышения и истины, будь свидетелем того, что я действовал осмотрительно и честно в отношении супруги своей, этой дочери иноземцев, хотя я ее не знаю и она, скорее всего, принадлежит к неверным и тем оскорбляет лик Твой, о Создатель! И я не знаю, что она будет делать в эту ночь под доброжелательным светом неба Твоего. Но что бы это ни было, я не являюсь соучастником ее действий, ибо я заранее осуждаю их, если они противоречат Божественному закону и учению Твоего посланника, — мир и молитва да пребудет с ним!»