Тысяча и одна ночь. В 12 томах

О, если б был отцом ты красноречья,
Оно давно бы пышно расцвело
И никого тебе не предпочло бы!
О светлый лик, твой лучезарный блеск
Затмит огонь пылающей жаровни!
Пускай черты преславные твои
Столь долго блещут свежестью цветущей,
Что даже Времени суровый лик
Покрыть успеют старости морщины!
От глубины души, великодушный,
Меня осыпал милостями ты,
Как туча в зной долину осыпает
Живительным и благостным дождем.
Бессменным рядом подвигов высоких
Достиг ты ныне славы и побед,
Давно любимец ты Судьбы всевластной,
У ней ни в чем тебе отказа нет!

Когда врач произнес последние слова, царь поднялся со своего трона и бросился к нему на шею, потом он усадил его рядом с собою и повелел дать ему почетную одежду. Ведь когда царь вышел из хаммама, он осмотрел свое тело и не нашел на нем ни малейших следов проказы: кожа его стала чистой, как полированное серебро. Тогда он преисполнился радости и вздохнул с облегчением. И как только наступило утро, он вошел в залу Совета и сел на свой трон.

И все придворные и высшие сановники разместились вокруг него, и между ними врач Руян. И когда царь увидел Руяна, он поспешно поднялся и усадил его рядом с собой. И им подали разные яства и напитки, и пировали они целый день за одним столом, а с наступлением ночи царь дал врачу две тысячи динаров, не считая почетных одежд и подарков, и отдал ему своего коня, после чего врач Руян выразил царю свою благодарность и отправился к себе домой.

Царь же продолжал удивляться великому искусству врача, говоря:

— Он излечил меня без микстуры и без мазей! Клянусь Аллахом, это чудесная наука! Я осыплю этого человека благодеяниями и сделаю его моим сотоварищем и другом!

Царь Юнан лег в постель, безмерно радуясь своему исцелению.

А когда наступило утро, царь вышел в тронную залу и сел на своем троне, и все высшие сановники стали вокруг него, а эмиры и визири сели по правую и по левую руку от трона. И царь повелел привести врача Руяна, и тот пришел и поцеловал землю у ног царя. И царь поднялся с трона и усадил его рядом с собой. И до наступления ночи он не переставал беседовать с ним, и ел с ним за одним столом, и приказал выдать ему еще пять почетных одежд и тысячу динаров. И когда царь отпустил врача Руяна, тот отправился домой, благословляя великодушного царя.

На другой день царь опять пришел в залу Совета, где ожидали его эмиры, визири и придворные. И был у царя великий визирь, наделенный от природы безобразной наружностью и черной душой. Мрачный, скупой и завистливый, он был полон ненависти и злобы. И когда он увидел, что царь сажает врача рядом с собой и осыпает его благодеяниями, он воспылал ненавистью и решил в душе погубить своего соперника в соответствии с пословицей, которая гласит: «Завистливые готовы напасть на кого угодно; злоба лежит в засаде в сердце завистливых, и только сила раскрывает ее, а слабость удерживает ее сокрытой». И вот он приблизился к царю Юнану, поцеловал землю у ног его и сказал:

— О повелитель веков и народов, осыпающий смертных своими благодеяниями, позволь мне дать тебе совет неоценимой важности, ибо я не вправе скрывать его от тебя! О государь, прикажи мне открыть тебе мою тайну, и я исполню твое повеление!

Царь, смущенный этими словами, спросил:

— В чем же твоя тайна?

Тот ответил:

— О великий царь, предки наши говорили: «Тому, кто не думает о конце и о последствиях, никогда не улыбнется судьба». А между тем ты, государь, выказал страшную опрометчивость, осыпая милостями и щедротами врага, желающего погубить твое царство. И вот почему мною овладел страх за жизнь моего повелителя.

Услыхав эти слова, царь смутился и, изменившись в лице, сказал:

— Кто же тот, которого ты называешь моим врагом и которого я осыпал милостями?

Великий визирь ответил:

— О государь, если ты дремлешь, проснись: я говорю о враче Руяне.

Но царь сказал:

— Клянусь Аллахом, это мой лучший друг, и он мне дороже всех на свете, потому что он исцелил меня при помощи предмета, который я держал в руках, и освободил меня от болезни, с которой не могли справиться никакие врачи. И нет равного ему по искусству во всем мире, ни на Западе, ни на Востоке. И как осмеливаешься ты взводить на него подобную клевету? Знай же, что я не поддаюсь клеветникам и что с этого дня я назначаю ему содержание в три тысячи динаров в месяц, да и того еще будет мало! Если бы я отдал ему полцарства, я и тогда еще не расплатился бы с ним. Но я уверен в том, что только ревность побуждает тебя действовать таким образом…

В эту минуту Шахерезада заметила наступление утра и скромно умолкла.