Тысяча лет Русского Афона. Духовный подвиг русского монашества

Антипросоп монастыря монах Василий (Кривошеин) посетил заместителя генерального консула Югославии в Салониках и попросил доставить послание русских монахов Святейшему Патриарху Алексию I через дипломатическую почту, что и было выполнено в июле 1945 г. С этого момента началась трудная многолетняя борьба Московской Патриархии за сохранение русского присутствия на Святой Горе. Выступая за сохранение в неизменности издавна установленных прав и привилегий монастырей Святой Горы, ходатайствуя о свободном доступе в эти обители всех стремящихся к иночеству, а также о свободном посещении Афона учеными и паломниками всех национальностей, Русская Православная Церковь строго разграничивала область каноническую, подлежащую суду Церкви, от вопросов, подведомственных гражданской власти. Не вторгаясь в область суверенного права Греции, Русская Церковь неоднократно указывала на самобытное положение иноков разных национальностей на Святой Горе, на исторически складывавшиеся льготы, которые предусматривали освобождение афонских монастырей от значительных государственных налогов и таможенных сборов на ввоз необходимых товаров и материалов.

Следствием письма схиархимандрита Иустина стало усиление давления на Свято-Пантелеимоновский монастырь со стороны греческого правительства и Протата, а также почти полное прекращение небольшой финансовой помощи, которую присылали в обитель представители русской церковной эмиграции. Однако связи с Московской Патриархией постепенно возобновились, что в конечном итоге спасло русский монастырь на Афоне от исчезновения.

Уже во второй половине 1945 г., вскоре после окончания Второй мировой войны, против некоторых насельников Руссика было начато следствие по их надуманному обвинению в сотрудничестве с немецкими и болгарскими оккупантами, в частности, 22 сентября Собор старцев заслушал дело о поездке на суд в Салоники о. Протогена и некоторых других иноков обители[468]. Однако вскоре по настоянию друга русского монашества бывшего Предстоятеля Элладской Православной Церкви митрополита Хрисанфа (Филиппидиса) подготовка этого процесса была прекращена[469].

При этом монаху Василию (Кривошеину) в начале 1946 г. из-за столкновений с представителями греческих монастырей пришлось выйти из состава Кинота, но он был назначен грамматиком (секретарем по внешним сношениям) Свято-Пантелеимоновского монастыря, а представителем обители в Киноте стал иеродиакон Давид (Цубер)[470].

Бушевавшая в Греции в 1946–1949 гг. гражданская война между так называемой прокоммунистической «Демократической армии Греции» и войсками королевского правительства, которым помогали английские части, существенно отразилась на положении Афона. В период войны на Святой Горе укрывались многочисленные беженцы, что нанесло ее обитателям существенный ущерб. Периодически отдельные части полуострова занимали партизанские отряды греческих коммунистов, вторгавшиеся из лесных и горных районов Халкидик, где они базировались[471].

В ходе захвативших полуостров в годы гражданской войны военных действий немало повреждений получил Свято-Андреевский скит, в частности его главный храм — собор св. апостола Андрея Первозванного. Кроме того, коммунистические отряды до их полного разгрома в 1949 г. нередко занимались реквизициями, а иногда и прямыми грабежами[472]. В то же время народно-демократические правительства Польши, Болгарии, Румынии и Югославии конфисковали афонские имения на территории своих стран, что еще больше ухудшило экономическое положение Афона.

Приезд 21 июля 1946 г. по приглашению братии Свято-Пантелеимоновского монастыря второго секретаря советского посольства в Греции В. Д. Карманова на Афон и его торжественная встреча в Руссике вызвали в условиях начинавшейся ожесточенной гражданской войны сильнейшую тревогу греческих королевских властей и в дальнейшем стали главной причиной репрессий против русских монахов[473].

Так, иеросхимонах Софроний (Сахаров) уже во второй половине 1946 г. был вынужден уйти из греческого монастыря св. ап. Павла в русский Свято-Андреевский скит. По свидетельству его ученика отца Иринея из афонского монастыря Каракал «малограмотные и малодуховные монахи — националисты (а скорее всего те, кто стоял за ними) стали распускать слухи о сотрудничестве отца Софрония с немцами. При этом они несправедливо порочили его честное имя… Вместо благодарности за помощь в сохранении святынь Афона (по просьбе самих же святогорцев) его обвинили в грязном пособничестве оккупантам.