Тысяча осеней Якоба де Зута

Оглядываясь назад, Якоб видит отрывочные страницы из книги предстоящих лет. По прибытии на Яву его вызывает к себе новый генерал-губернатор, в свой дворец в Бёйтензорге, высоко над ядовитыми испарениями болотистой Батавии. Якобу предлагают завидную работу при губернаторе, но он отказывается, отговариваясь желанием вернуться на родину. «Если уж нельзя остаться в Нагасаки, – думает он, – лучше совсем покинуть Восток». Через месяц он смотрит с палубы корабля, уходящего в Европу, как сумерки окутывают Суматру, и слышит ясный, как мелодия клавесина, голос доктора Маринуса, рассуждающего о быстротечности жизни – возможно, на арамейском. Разумеется, это всего лишь причуда ума. Полтора месяца спустя пассажиры видят Столовую гору, возвышающуюся над Кейптауном, и Якоб вспоминает историю, которую рассказывал когда-то на крыше борделя управляющий ван Клеф. Так давно это было… Сыпной тиф, жестокий шторм близь Азорских островов и стычка с берберийскими пиратами – Атлантический океан их не балует, но в конце концов де Зут благополучно высаживается на острове Тессел. Идет сильный дождь с градом, и начальник порта вручает Якобу любезное приглашение в Гаагу. Там в его честь устраивают краткую церемонию в Управлении торговли и колоний, с признанием его военных заслуг. Затем он едет в Роттердам и получает возможность постоять на том самом причале, где когда-то пообещал девушке по имени Анна, что вернется через пять лет из Ост-Индии с богатством. Сейчас у него денег хватает, но Анна умерла при родах, много лет назад, и Якоб садится на пакетбот, который ходит каждый день в город Вере на Валхерене. Ветряные мельницы на измученном войной родном острове Якоба отстроили заново, и они уже деловито машут крыльями. В городе никто не узнает вернувшегося домбуржца. До Враувенполдера всего полчаса езды в двуколке, но Якоб предпочитает пройтись пешком, чтобы не беспокоить сестру во время урока. На его стук Гертье открывает дверь.

Она говорит:

– Муж у себя в кабинете, минеер. Может быть, вы подождете…

Тут ее глаза широко раскрываются, она начинает смеяться и плакать одновременно.

В следующее воскресенье Якоб слушает проповедь в Домбуржской церкви, среди знакомых лиц, постаревших так же, как и он сам. Навещает могилы матери, отца и дядюшки, но отвечает вежливым отказом на приглашение пообедать в доме нового пастора. Он едет в Мидделбург, ведет переговоры с директорами торговых домов и экспортно-импортных компаний. Обсуждаются различные должности, принимаются решения, подписываются контракты. Якоба принимают в масонскую ложу. Когда расцветают тюльпаны и наступает Духов день, Якоб выходит из церкви об руку с невозмутимой дочерью одного из своих коллег. Конфетти напоминают Якобу цветение вишен в Мияко. Никто не осуждает его за то, что госпожа де Зут вдвое моложе своего мужа; ее юность на его деньги – достойный обмен. Муж и жена вполне довольны обществом друг друга; почти все время; во всяком случае, иногда; по крайней мере, в первые годы после женитьбы. Он подумывает издать свои воспоминания о годах, проведенных в Японии в должности управляющего факторией, но жизнь складывается так, что времени почему-то всегда не хватает. Якобу исполняется пятьдесят. Его выбирают в городской совет Мидделбурга. Якобу исполняется шестьдесят, а мемуары все еще не написаны. Его медные волосы потускнели, лицо обрюзгло, а намечающаяся лысина напоминает бритую голову пожилого самурая. Подающий большие надежды художник пишет его портрет, удивляясь его отстраненно-меланхолическому виду, но изгоняет призрак тайной тоски из законченной картины. Однажды Якоб завещает фамильную Псалтирь своему старшему сыну – не Юану, тот умер прежде отца, – своему старшему голландскому сыну, старательному мальчику, ничуть не интересующемуся тем, как живут за пределами Зеландии. Наступает ветреный вечер в конце октября или начале ноября. За день вязы и платаны растеряли последние листья, и фонарщик совершает свой обход, а семья Якоба собралась у ложа патриарха. Лучший доктор Мидделбурга делает серьезную и торжественную мину, однако он уверен, что для пациента было сделано все возможное за время недолгой, но дорогостоящей болезни, а также – что он, доктор, успеет домой к ужину. Отсветы очага вспыхивают на маятнике часов, и в последние мгновения, когда дыхание с хрипом вырывается из груди Якоба де Зута, янтарные тени в дальнем углу складываются в силуэт женщины.

Никем не замеченная, она проскальзывает между более рослыми наблюдателями…

…И поправляет платок на голове, прикрывая ожог.

Она прикладывает прохладную ладонь к влажной от лихорадки щеке Якоба.

В ее узких глазах Якоб видит себя, молодого.

Ее губы касаются местечка у него между бровей.

Перед Якобом открывается раздвижная, затянутая вощеной бумагой дверь.

Благодарности

Во-первых, автор хочет поблагодарить Нидерландский институт перспективных исследований в области гуманитарных и общественных наук и Голландский литературный фонд за бесценную возможность работать в НИПИ в первом полугодии 2006 г.