Тысяча свадебных платьев

– Того, что была нелюбима, – ответила она, и под ресницами у нее засверкали слезы. Камилла потянулась к сумочке, достала из нее бумажный платочек и промокнула глаза. – К тому же я все-таки мать. Это ты должна искать во мне опору и утешение, а не наоборот. Что ж, я рада, что ты наконец узнала о моем удочерении. Я всегда боялась, что это однажды всплывет каким-то очень неприятным образом. Возникнет, например, какая-то проблема со здоровьем, и врачам понадобится наш семейный анамнез – а я даже не буду знать, что им ответить. – Неожиданно мать прищурилась: – А как тебе удалось это узнать?

– Случайно. – Рори посмотрела на фотографию в своей руке. Сами того не желая, они свернули к первоначальной теме разговора. – Скажи, а ты много знаешь о своих настоящих родителях?

Камилла задумчиво покачала головой:

– Только то, что я дитя войны и что моя мать отдала меня, потому что была незамужем. В те годы это было распространенным явлением. Многие молодые люди погибали, оставляя своих возлюбленных с детьми одних. Отец незадолго до смерти кое-что мне рассказал. У моей приемной матери – Гвендолин – случилось три выкидыша, ей стыдно было оставаться бездетной, в то время как у ее подруг было по полному дому детей. А потому он втайне договорился насчет приемного ребенка. Я была для нее как утешительный приз.

– А он когда-нибудь упоминал, как звали твою настоящую мать?

– О, конечно же, нет. О таких вещах тогда принято было помалкивать, в особенности когда мать была незамужней. Это сейчас все куда более открыто – а в те годы эта тема вообще была под запретом. Моя мать категорически требовала, чтобы никто не знал, что я на самом деле не их дочь. Они с отцом отправились на целый год за границу – якобы доктор посоветовал. И надо же такому случиться – вернулись обратно здоровые и цветущие, и с дочерью на руках! Если кто-то что-либо и заподозрил, то виду не подал. Да и, конечно же, не стал бы что-то говорить, если хотел оказаться на хорошем счету у Лоуэллов. А этого хотели все.

– А твой отец? Я имею в виду настоящего, биологического отца.

– Никто и никогда о нем не упоминал, но я всегда считала, что он убит был на войне. – Камилла прижала пальцы к губам и покачала головой, как будто извинялась за внезапное проявление чувств. – Я была всей душой привязана к Джорджу Лоуэллу. Он был очень добрым и полным любви человеком, но он не был сильным и волевым. По крайней мере, во всем, что касалось матери. Он не способен был… защитить меня от нее. Помню, когда он умер, я подумала, что он наконец-то нашел верный способ от нее избавиться. Я не могла из-за этого обижаться на него, – но его уход оставил меня целиком в ее власти. Вот тогда-то я и начала грезить о своем настоящем отце. Я все пыталась представить, как он выглядел. Я видела его высоким и красивым – как прекрасный сказочный рыцарь. Настоящий герой, до последнего вздоха. Я все время размышляла: знал ли он, что я родилась, и думал ли когда-нибудь обо мне? Знаешь, у меня была острая потребность в это верить.

Слова Камиллы будто эхом отозвались в наступившей тишине. Рори опустилась на диван рядом с матерью, положив на колени фото в серебряной рамке. В ее детских чертах на снимке угадывался и Энсон, и Тия, и Камилла. Но не менее там ощущалась и Солин – с ее слегка заостренным лицом в форме сердечка и высокими скулами, с длинной шеей и точеным подбородком. Это проявившееся в облике смешение кровей было настолько очевидным – теперь, когда Рори знала правду.

Она решительно вручила фотографию Камилле, открыто встретив ее порядком озадаченный взгляд.

– Наш разговор начался с того, что ты спросила, зачем мне понадобилось это старое фото. Я ответила, что только что вернулась из Сан-Франциско. А теперь мне надо рассказать тебе все остальное.

Камилла едва заметно напряглась:

– Что остальное?

– Я выяснила кое-что еще. То, чего никак не ожидала узнать. Сначала я попросила одного давнего приятеля – журналиста из «The Globe» – помочь мне добыть какую-нибудь старую фотографию Энсона. Мне хотелось сделать для Солин приятный сюрприз. А через несколько дней…

– Кто такой Энсон?

– Это тот самый человек, за которого должна была выйти замуж Солин.

– А! Тот водитель «Скорой», которого убили на войне?

– Вот только оказалось, что нет.

– Что именно «нет»?

– Не убили. Он был ранен – очень тяжело ранен – и некоторое время пробыл в лагере для военнопленных, однако он не умер. Он все это время был жив, а два дня назад я встречалась с его сестрой в Ньюпорте.

Камилла нахмурилась, совершенно сбитая с толку.

– Может, я что-то пропустила? Какое имеет отношение бывший жених Солин к твоей фотографии в восьмилетнем возрасте?