Тысяча свадебных платьев

– Мне необходимо поговорить с вашей… Мне нужно поговорить с Рори…

Камилла с ледяным выражением подняла бровь:

– Только не сейчас. Все, что вы можете сказать, ждало уже сорок лет. Еще одна ночь ничего не изменит.

– Пожалуйста! – взмолилась Рори. – Уходите! Дайте нам сначала возможность поговорить с Солин. Она не должна узнать все это таким образом…

Едва эти слова слетели с ее губ, как откуда-то сверху донесся хриплый судорожный вздох, и тут же гулко стукнул и покатился по ступеням шелковый расшитый клатч.

Глава 44 Солин

Бывает горе страшнее смерти. Это скорбь по жизни, прожитой лишь наполовину.

Не потому, что ты не знаешь, что могло бы в твоей жизни быть, а потому, что как раз это постиг.

Эсме Руссель. Колдунья над платьями

Этого никак не может быть – однако это так.

Он, конечно, состарился, годы заметно размягчили его некогда крепкое подтянутое тело, добавили лицу морщин, а волосам – серебристых прядей, но я бы все равно его узнала где угодно.

Сорок лет я мечтала снова его увидеть – зная, что это невозможно, и все равно не переставая мечтать. И вот теперь он каким-то непостижимым образом оказался здесь! Живой и невредимый, и смотрит на меня, как будто это я – нежданный призрак. К горлу внезапно подступают слезы и молитвы благодарности, но, когда я открываю рот, то не могу произнести и звука. Потому что я вижу, что что-то не так. Что-то ужасно, убийственно не так. Я вижу, как смотрит на меня Рори, словно кается в чем-то непростительном. Вижу сложенные у груди руки Камиллы и ее напряженный стан, как будто она готова ринуться в битву. И вижу ледяную отрешенность на лице Энсона. В единое мгновение я становлюсь ему чужой. Нет, даже не чужой – а врагом. Но как это могло случиться? Почему?

– Энсон?

Его глаза встречаются с моими. Взгляд слегка прищуренный и тяжелый. Я не вижу цвета его глаз, но хорошо чувствую их пронзительную холодность – точно стальной клинок вонзается мне в ребра. С таким взглядом он обычно говорил о boche. А теперь устремляет его на меня.

Каким-то образом я заставляю себя спускаться, с трудом делая шаг, затем другой. Однако он уже пятится к двери и даже вскидывает ладонь, как будто не желая подпускать меня ближе. А потом он исчезает – выходит на улицу, оставляя за собой распахнутую дверь. И на мгновение мне чудится, будто я снова в Париже, сижу в кузове санитарной машины, глядя назад в квадратное окошко и видя, как он исчезает из виду.

У меня подкашиваются ноги, и я опускаюсь на ступеньку, точно подбитая птица, слишком потрясенная, чтобы вымолвить хоть слово или даже заплакать. Рори тут же пристраивается рядом, беря меня за руки, и снова и снова повторяет, что просит прощения, что ей невероятно жаль – как будто все это случилось по ее вине. Я смотрю на нее, пытаясь что-либо понять по ее лицу. Вижу печаль, жалость и… Неужели это чувство вины?

– Я собиралась тебе рассказать. Мы как раз после открытия хотели тебя во все посвятить.

«Мы?»

Я перевожу взгляд к подножию лестницы, откуда на меня смотрит Камилла, обеими руками вцепившаяся в стойку перил. И в ее лице я вижу то же самое. То же чувство вины.

Но мне все равно ничего не понятно.

– Что именно вы собирались мне сказать?

– Что Энсон жив. Я не так давно об этом узнала и…

– Когда?

– Недели три. Может, чуть дольше…

Я перевожу взгляд на Камиллу:

– И ты тоже это знала? И ничего мне не сказала?

– Мы хотели тебе рассказать, – быстро говорит Рори, не давая Камилле что-либо объяснить. – Мы просто ждали подходящего момента, чтобы во все тебя посвятить. И мне ужасно жаль. Я даже представить не могла, что он сюда придет. Когда мы с ним расстались в Сан-Франциско, он мне ясно дал понять, что не хочет сюда приезжать.

– Ты летала в Сан-Франциско? Чтобы увидеться с Энсоном?

Рори, опуская голову, кивает.

– Но сначала я ездила в Ньюпорт. И Тия подсказала, как мне с ним связаться.

Ньюпорт… От этого слова у меня дрожь по коже пробегает. А еще – от имени Тия… Даже спустя столько лет оно по-прежнему звучит для меня непривычно. Сознание слишком переполнено вопросами, я мечусь и спотыкаюсь об них, балансируя уже на грани паники. Весь мой мир перевернулся с ног на голову, и я совершенно ничего не понимаю.