Тысяча свадебных платьев

И тут слова застряли у нее в горле. Вместо курьера от «Gerardo» с порога на нее устремила взгляд Камилла со свисающим на запястье аптечным пакетом «CVS» и большим оранжевым контейнером, зажатым в сгибе руки. Прищуривщись, она быстро оглядела Рори, задержавшись глазами на двадцатидолларовой купюре в ее руке.

– У тебя что, вечеринка?

Рори со вздохом сунула двадцатку в карман.

– Нет, никакая у меня не вечеринка. Просто я решила немного прибраться и включила музыку.

– Я сварила тебе суп со звездочками, который ты всегда ела, когда болела в детстве. Ты еще его называла «Больной супчик». Но я вижу, что ты и так чудесным образом поправилась.

Рори снова вздохнула.

Камилла прошла мимо нее вглубь квартиры, с каждым шагом позвякивая подвесками на своем браслете. Не имея иного выбора, Рори поплелась вслед за ней на кухню.

– Я же тебе сказала, что у меня есть суп.

– Ты сказала: «Наверное, есть», – угрюмо отозвалась Камилла. – И мне не хотелось, чтобы ты возилась с готовкой, если плохо себя чувствуешь. – Скользнув взглядом по дочери, она принялась выкладывать на стол содержимое пакета из аптеки. Таблетки от кашля, спрей от насморка, порошки от простуды, термометр. – Хотя, судя по всему, тебе все это ни к чему.

Рори опустила взгляд в пол.

– Прости меня.

– Но почему, Аврора? Почему ты говоришь мне, что заболела, если это не так? Неужто проводить со мною время для тебя настолько невыносимо?

Рори подавила новый вздох. Что она могла сказать в ответ? Признаться, что профилонила завтрак с матерью, потому что к ней явилась домовладелица с коробкой круассанов из «Сладких поцелуев», выглядело бы совсем неправдоподобно. Лучше уж вообще не упоминать Солин.

– Мне было стыдно, что я отвлеклась на другие дела, и потому, когда ты обмолвилась, что у меня заложенный голос, я просто… за это ухватилась.

– За это ухватилась, – сухо повторила за ней Камилла. – Но ты, по крайней мере, голодна?

– Я, если честно, только что заказала готовую еду.

– Ясно.

Взяв в руки контейнер с супом, Камилла раскрыла холодильник. Несколько мгновений она молча стояла перед ним, изучая содержимое. Упаковка бейглов с жареным луком. Две пачки сливочного масла. Одинокая банка апельсинового лимонада и почти что пустая банка маслин. Наконец мать отвернулась от холодильника, возмущенно изогнув бровь дугой:

– Да у тебя же нет никакой еды!

– Знаю. Потому и заказала готовую. Планирую завтра как следует затариться в супермаркете.

– Ты что же, больше ничего не готовишь? – Она открыла дверцу шкафчика, обвела взглядом едва ли не пустые полки. – Ну, только посмотрите! Овсяные хлопья да консервированный суп. Удивительно, что ты от такого питания на самом деле не слегла! – Тут взгляд ее упал на коробочку из кондитерской. Камилла приподняла крышку, заглянула внутрь. – Pain au chocolat. Какая прелесть! Я вижу, ты не настолько отвлекалась на какие-то дела, что смогла наведаться в кондитерскую.

– Я не ходила ни в какую кондитерскую, – возразила Рори, устав от сыплющихся обвинений. – Их принесла Солин.

На лице у Камиллы застыло недоумение.

– В смысле, хозяйка того дома, – пояснила Рори. – Она сегодня утром заезжала – как раз когда я собиралась уже выходить.

– Твоя арендодательница вот так, с бухты-барахты, приехала к тебе домой? Да еще и с выпечкой?

– Да.

– И как раз это тебя и отвлекло?

– Да, мы с ней разговорились.

– О чем, интересно? Ты ведь едва ее знаешь.

– О Хаксе. О будущей галерее. О моем творчестве.

– Понятно.

А вот и он – этот холодный, оскорбленный взгляд, который бросала на Рори мать всякий раз, когда чувствовала себя в чем-то ущемленной. Рори мысленно досчитала до десяти, не желая заглатывать наживку.

– То есть теперь ты обсуждаешь свою жизнь с малознакомыми людьми, вместо того чтобы поговорить с матерью?

– У нас с ней оказалось много общего.

Камилла закрыла дверцу шкафчика и застыла, уперев руки в бока.

– Как у вас вообще может быть что-то общее! Этой женщине уже, поди, за восемьдесят!

– Ей и близко нет восьмидесяти. И у нас действительно с ней много общего. Во время войны она потеряла того, кого любила. Водителя санитарной машины, который пропал без вести.

– Ох, Аврора…

– Она знает, что такое – слышать телефонный звонок и со страхом гадать, не тот ли это день, когда ты узнаешь, что твои молитвы остались неуслышанными. Она знает, каково это, когда разрывается сердце при виде того, как счастливы другие. И каково это – завалить себя работой, потому что не в силах больше оставаться наедине со своим горем. Она понимает, почему мне так необходимо открыть эту галерею. Ей даже понравилось мое творчество.

Камилла шагнула вперед, прихватив дочь ладонью за предплечье.

– Да что с тобой такое, Аврора? Я совершенно искренне начинаю за тебя бояться.

– Пожалуйста, не начинай опять…