Тысяча свадебных платьев

Теперь он вернулся оттуда, куда что-то относил, и вновь, с тем же вороватым выражением на лице, спускается по сумрачному лестничному пролету, ведущему в подвал. Я знаю, куда он направляется. И знаю зачем. Это идеальнейшее место для свиданий – темное и уединенное, с целым лабиринтом составленных друг на друга ящиков и коробок. От одной мысли, что он там встречается с Элизой и что я их застану вместе, у меня подгибаются колени. И все же удержаться я не в силах, а потому, выждав несколько секунд, следую за Энсоном вниз.

Задержав дыхание, я слежу, как он спускается в самый низ лестницы, после чего скрывается в полутемном лабиринте подвала. Спустя пару мгновений Энсон включает карманный фонарик. Благодаря этому свету легче двигаться за ним вслед, и я иду по узким проходам между ящиками и картонными коробками, стараясь держаться в тени. Капуста. Репа. Картофель. Суррогатный кофе. Есть даже коробки с дешевым красным вином. Наконец шаги Энсона затихают, и я слышу тихое звяканье ключей, а потом – скрип пересохших дверных петель.

Я продвигаюсь туда ближе, достаточно, чтобы увидеть тусклую полоску света, возникшую между дверью и косяком. Сквозь открывшийся проем мне мало что видно. Голая лампочка, свисающая с потолка, да небольшая койка с покрывалом, сложенным в ногах.

Тень Энсона маячит на пустой каменной стене. В тишине подвала я слышу, как он расстегивает молнию на куртке, потом доносится шуршание, похожее на звук снимаемой одежды. Я резко делаю шаг назад, потом еще один. Я думала, что хочу узнать правду, увидеть все собственными глазами, – но внезапно понимаю, что не в силах это вынести.

Меня от волнения начинает мутить, я чувствую себя словно пристыженной. Какой же я была дурочкой! Наивной влюбленной дурочкой! Я поворачиваюсь, чтобы уйти тем же путем, которым сюда пришла, но в темноте натыкаюсь на штабель ящиков. В тишине внезапный звук раскатывается гулким эхом, точно выстрел.

Через дверную щель видно, как тень Энсона замирает, затем распрямляется. Через мгновение его силуэт быстро проскальзывает в проеме.

– Кто здесь?

Ждет ответа, склонив голову набок. Я прикрываю рот обеими руками, заставляя себя молчать. Отчасти мне хочется выйти к нему и сказать, что я все про него знаю, однако совсем не вдохновляет мысль, что меня, получается, застукали на слежке и подглядывании в темноте подвала.

– А ну, покажись! – зловеще требует Энсон. Голос у него какой-то непривычный. Настороженный и грозный. – Сейчас же выходи!

Я никогда не видела Энсона сердитым, и меня жутко пугает мысль: какова будет его реакция, если он меня здесь обнаружит? Я плотно зажмуриваю глаза, желая стать невидимкой, в то время как шорох его шагов придвигается все ближе. Я зажата между двумя штабелями ящиков. Попалась, точно кролик в силки! Услышав, что Энсон прошел мимо, я невольно с облегчением вздыхаю. Через мгновение он меняет курс, и тут же я чувствую на руке его цепкие пальцы.

Он резко выдергивает меня из моего укрытия, сжимая в поднятой руке бутылку вина и готовясь ударить. Я ошеломленно застываю от выражения его лица – черты его искажены яростью и страхом. Сейчас его трудно даже узнать!

Зажав мне ладонью рот, Энсон притягивает меня спиной к себе, по-прежнему держа наготове бутылку. Я ощущаю в нем необычайную, смертоносную энергию – будто свернутую тугой спиралью. К горлу у меня, точно воздушный пузырь, подкатывает всхлип.

Мускулы его рук немного расслабляются, однако хватка остается твердой. Энсон резко разворачивает меня к себе. Долгое мгновение мы впотьмах смотрим друг другу в глаза. И я чувствую, как в нем точно ослабляется туго взведенная пружина. Энсон опускает бутылку, потом поднимает палец к губам, веля мне не шуметь.

Дальше он меня то ли ведет, то ли тащит в ту самую каморку, откуда только что вышел. Размером она не больше чулана и тесно обставлена, являя собой убогое подобие жилого пространства. Помимо койки и стола, там есть маленькая раковина и треснутое зеркало, узкий комод и старый, изрядно потрепанный, раскрытый кожаный чемоданчик, содержимое которого очень напоминает самодельный радиоприемник. Однако внимание мое сразу привлекает пустая кожаная сумка на столе и россыпь каких-то, с виду официальных, документов. Там cartes d’identité – французские удостоверения личности, а также свидетельства о рождении, карточки довольствия – и на еду, и на одежду.

Тут же в голове у меня начинают роиться десятки вопросов, но не успеваю я даже открыть рот, как Энсон еще сильнее вцепляется мне пальцами в руку и разворачивает меня лицом к себе.

– Что ты здесь делаешь, внизу?

Я пристально смотрю на него, возмущенная тем, что он еще смеет задавать мне такие вопросы, когда сам зачем-то крадется здесь впотьмах. Однако от зловещего блеска в его глазах у меня словно испаряется все негодование, и я машинально начинаю объяснять:

– Я увидела тебя с Элизой – как вы шептались в коридоре. И видела, как она сунула тебе в карман записку. И я подумала, что… – В конце фразы я осеклась и стыдливо отвела взгляд. – Мне очень нужно было узнать, правда ли это.