Тысяча свадебных платьев

Любовники? Невысказанное слово будто повисает между нами в воздухе. Оно не совсем верно – в физическом его смысле, – но во всех прочих отношениях отражает сущую правду.

– А что, любовь сейчас преступление?

– Нет. – Он резко поднимается с места. – Но им это на руку.

Я пристально смотрю на Энсона, прокручивая в голове эти слова. «На руку»… И вдруг для меня все сразу встает на свои места. Им даже не было необходимости ему угрожать. Все, что им нужно – это угрожать мне.

– Тебе необходимо исчезнуть, Солин. Другого варианта нет.

Я медленно поднимаюсь, не говоря ни слова. Нам, разумеется, объясняют, что может произойти в случае провала, и мы отвечаем, что нам это ясно. Но каким-то образом нам всем удается убедить себя, что именно с нами этого не случится. Что до тех пор, пока мы будем предельно осторожны, к нам никто не постучится среди ночи, никто не подкараулит в пустом переулке, никто не внесет наши имена в аккуратно отпечатанный список. Мы искренне в это верим – пока внезапно эта вера не исчезает.

– Ты меня понимаешь, Солин?

Я оцепенело киваю:

– Ты хочешь сказать, что мне не следует больше показываться в госпитале.

– Я говорю, что ты должна уехать из Франции.

Сказанное им доходит до меня не сразу, и даже тогда я не в силах понять смысл его слов.

– Уехать?.. Из Франции?..

– Здесь оставаться для тебя небезопасно.

Быстрым движением я облизываю губы, во рту вдруг пересыхает.

– Но куда же мы поедем?

Энсон вперивается в меня немигающим взглядом:

– Не мы, Солин, а ты.

Время словно замедляется, растягиваясь между нами. Я слышала, как описывают тот самый момент, когда получают скверную новость: как кровь отливает от лица, как в легких не хватает воздуха, – и сейчас, в это самое мгновение ощущаю все это в полной мере.

Уехать из Франции без него? Но как он мог мне такое предложить?! Однако, снова посмотрев ему в лицо, я понимаю, что он имел в виду именно это.

– Без тебя я никуда не уеду, – ровным голосом отвечаю я.

– Я не могу сейчас уехать, Солин. И ты сама наверняка это понимаешь. Здесь еще столько всего надо сделать, столько людей сейчас зависят от меня.

– Ты всего лишь один из многих, Энсон. Они вполне могут обойтись без кого-то одного. И что насчет гестапо? Ты думаешь, если я исчезну, они так просто оставят тебя в покое? Не оставят. И ты прекрасно это знаешь.

– Конечно же, не оставят. Но если ты будешь в безопасности, то мне уже не важно, что они станут делать.

– А мне важно!

Энсон глубоко вздыхает, тяжело и измученно.

– Мне очень нужно, чтобы ты это сделала. Прошу тебя.

– Я не могу уехать, Энсон. Я не могу отсюда уехать без тебя.

– Я уже все подготовил, обо всем договорился.

– Даже не обсудив это со мной?! – возмущенно вскидываю на него взгляд.

– У меня не было времени. Я поговорил уже с Самнером. Ты уезжаешь завтра. Сначала на конспиративную квартиру, потом за границу через Испанию. По тому же маршруту, что и все.

– Нет.

– Солин, мы уже это обсуждали.

– Нет, в таком ключе мы это не обсуждали! Мы говорили о том, что поедем вместе. Когда закончится война. И никогда даже речи не было, что я отправлюсь куда-то одна. Ты что, таким образом пытаешься от меня избавиться? Ты что, задумал сбагрить меня куда подальше, чтобы я тебе не мешала?

Это нечестное обвинение. Ужасные слова! Но он меня просто подкосил своим требованием, и я хочу сделать ему так же больно, как и он мне. Я поворачиваюсь к нему спиной, утирая рукавом слезы.

– Солин…

Когда он прикасается ко мне, я напрягаюсь и замираю, но не противлюсь тому, что Энсон разворачивает меня к себе. Пальцами он приподнимает мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.

– Мне необходимо, чтобы ты уехала. Сделай это ради меня. Ты понимаешь?

Я пытаюсь вырваться, но Энсон, обхватив меня за плечи, не отпускает от себя.

– Я не могу все бросить, Солин. То, чем я тут занимаюсь – чем мы все занимаемся, – действительно очень важно. И пока Самнер работает – работаю и я. Иначе быть не может. Но я не смогу думать о своей безопасности, пока буду бояться, что тебя заберут. А если ты останешься, это обязательно случится. Потому что они отлично понимают: достаточно сообщить мне, что тебя арестовали – и я им все расскажу.

– Не расскажешь.

– В том-то и дело, – тихо молвит он, – что все выложу. Недолго думая.

И неожиданно для меня все проясняется. Он боится не только за меня. Вот в чем главная причина: что если меня арестуют, то многие жизни сразу окажутся на волоске. Потому что, если ему придется выбирать, он выберет меня. Но этого мне совсем не хочется.

– Обещай мне: что бы ни случилось – ты им не сдашься. Даже ради меня.

– Мне надо знать, что ты в безопасности, Солин. Тогда я смогу нормально работать.

Я отворачиваю лицо, смаргивая непрошеные слезы. Все, решение принято. Все планы, что мы с ним вместе строили, будущее, о котором вместе мечтали, – со всем этим покончено. И между нами тоже покончено.

– Не бойся, у тебя все получится, – мягко добавляет он. – С тобою будут наши люди. Твои документы будут готовы в ближайшие часы. Отправляешься на рассвете.

«На рассвете? – изумленно вспыхивает в голове. – Через десять часов?»