Тысячная ночь

— И это все из-за Лабиринта, Овсяница? — бесстрастно спросил я, не клюнув на приманку. — Никогда не думал, что на тебя так действует поражение.

— Ты понятия не имеешь, что поставлено на карту, — повторил он. — Грядут перемены, Лихнис, — резкие и внезапные перемены. И единственное, что сможет удержать Линию, — самопожертвование.

— Речь идет о Великом Деянии? — спросил я.

— Речь идет о долге, — ответил он. — О том, чего ты, похоже, не способен понять. — Он бросил взгляд на Лабиринт, будто желая, чтобы тот рассыпался в прах. — Продолжай играть в игрушки, Лихнис. Развлекайся, сколько душе угодно. А вещи поважнее оставь другим.

Овсяница ушел. Я растерянно моргал, сожалея, что упомянул о Великом Деянии. Теперь о моем интересе к нему знает по крайней мере один Сторонник.

Чья-то рука коснулась моего плеча.

— Вижу, этот старый пердун опять тебя достает?

Это был Критмум, вторгшийся в мое личное пространство. В обычной ситуации я бы попросту отстранился, но сейчас расслабился, радуясь возможности облегчить душу.

— Похоже, он не в восторге от Лабиринта настроений, — сказал я.

— Не бери в голову. Овсяница уже несколько недель странно себя ведет. Что у него за проблемы?

— Ему не нравится, что я провожу время с Портулак.

— Лишь потому, что этот мерзавец так и не сумел ее трахнуть.

— Думаю, дело не только в этом. Овсяница в чем-то замешан. Ты ведь знаешь, о чем я?

Критмум понизил голос:

— Не имею ни малейшего представления. Кроме того, что это некое деяние и что оно великое. Может, у тебя информации побольше?

— Сомневаюсь, — ответил я. — Но так или иначе. Овсяница считает, что оно намного важнее праздного времяпровождения, к которому склонны мы с Портулак.

— Он что, пытался тебя завербовать?

— Не уверен. Не могу понять, то ли он осуждает меня за все, то ли просто крайне разочарован, что я растрачиваю впустую талант.

— Что ж, бессонницей я от этого точно не стал бы страдать.

Овсяница — всего лишь старый унылый зануда. Его нить вроде не вызвала фурора на всем острове?

— Как и моя.

— Разница в том, что Овсяница явно ожидал большего. Между нами... — Критмум, поколебавшись, огляделся. — Думаю, он утаил кое-какие факты.

Я нахмурился:

— Хочешь сказать, он подделал свою нить?

— Некоторые детали. Мы едва не встретились у Вуали Геспера — достаточно близко сошлись, чтобы обменяться опознавательными протоколами.

Я кивнул. Неподалеку от Вуали Геспера находилась сверхновая, и некоторые из нас планировали подобраться к ней поближе.

— Вряд ли этого достаточно, чтобы обвинить его во лжи.

— Да, — кивнул Критмум. — Но, судя по его нити, он вообще миновал Вуаль. Зачем ему было врать? Затем, что либо до, либо после он побывал где-то еще, о чем не хотел нам сообщить. Вероятно, в каком-то намного менее интересном месте, чем те, что наличествуют в его нити.

Я ощутил легкую дрожь, подумав, не замешан ли Овсяница также и в истории с Лопухом. Не могут ли они быть сообщниками?

— Довольно тяжкое обвинение, — заметил я, чувствуя, как в голове теснится множество мыслей,

— Ну, я ничего с этим делать не собираюсь. Я уже подправил мою собственную нить, чтобы его не смущать. Рано или поздно он все равно на чем-нибудь споткнется.

— Пожалуй, ты прав, — проговорил я, не в силах скрыть разочарование.

Мысль о публичном унижении Овсяницы, изобличенного в подделке фрагментов его нити, казалась постыдно сладостной.

— Не допускай, чтобы он чересчур тебя донимал, — посоветовал Критмум. — Он всего лишь грустный старикашка, у которого слишком много свободного времени.

— Самое забавное, — сказал я, — что он ничуть не старше любого из нас.

— Он ведет себя как старик. И это главное.

Откровения Критмума улучшили мое настроение, и я с немалым удовольствием рассказал Портулак о том, что узнал. Лишенные ядовитого жала угрозы Овсяницы лишь подбодрили нас обоих. Мы то и дело устраивали встречи на ее корабле — настолько тайные, насколько это было возможно, — и обсуждали то, что нам удалось выяснить.

Именно там я упомянул о молниеносном прохождении Лопуха через Лабиринт,

— Возможно, он жульничал, — сказал я. — Судя данным Лабиринта, его эмоциональные показатели практически не менялись.

— Не пойму, зачем ему жульничать, — ответила Портулак. — По общему мнению, авторитетом в Линии он не пользуется, но есть и другие способы завоевать уважение, если это для него столь важно. Такое впечатление, будто он прошел Лабиринт, потому что считал себя обязанным это сделать... Вот только Лабиринт оказался для него слишком прост.

— Есть еще кое-что, — добавил я. — Не уверен, заметил ли бы я это, если бы не история с Лабиринтом... Но с тех пор я присматриваюсь к Лопуху еще внимательнее.

— И что? Чем он таким занимается?

— Скорее не занимается. Если ты понимаешь, о чем я.

Портулак глубокомысленно кивнула:

— Я тоже это заметила — если мы говорим об одном и том же. Уже с неделю не занимается.

— Значит, мне не показалось, — облегченно вздохнул я при мысли, что наши наблюдения совпадают.

— Я сомневалась, стоит ли говорить. Не то чтобы его поведение радикально изменилось, просто...