Тыы-ы! Давай сбежим отсюда вместе!..

Тело затопила прохлада издалека. Извне. Она накрыла нас и оставила после себя безусловное понимание:

всё не станет, а — уже стало другим.

Совсем другим.

О, эти великие гости! Марату, уснувшему в это время на берегу, снился огромный пустой бетонный канал. Внезапно будто открыли шлюз, и канал одним прыжком заполнила волна прозрачной темноватой чистейшей грозовой воды. Я всякий раз пытаюсь вспомнить, когда же это началось…когда началось, когда началось…иногда кажется, что до нашего рождения. Началось не здесь. Не на земле.

Но это — безответственная блядская мистика:-) а в действительности всё, как известно, — всё не так, как на самом деле. Однажды в лесках нам стало казаться, что нас стало больше, чем есть на самом деле. Чьё-то ещё присутствие ощущалось естественно: готовясь к ужину, мы раскладывали на одну миску больше. Собираясь на выложенной известняковыми плитками площадке возле костра, мы приносили на одну подстилку больше. И ночлег раскладывали на несколько человек больше. На следующий год, и в течение него до встречи в лесках, вначале сквозь сны, стало ощущаться, что к нам кто-то приближается издали.

Постепенно к нам приближалась группа людей. А в то лето они совсем приблизились к нам и во снах, и наяву, — их золотистые силуэты виднелись уже за краем нашей поляны, за холмиком по пути к солоноватому роднику. Они продвигались, приближались из другой глубины резкости, из другого — к нам, — именно к нам.

Я подчёркиваю — именно к нам, потому что в то лето всё население снов вдруг сорвалось с мест: великая небесная миграция, трафики странных существ, тоннели обратного времени с камикадзе света, существа, древнее чем всё, кучки богов и божков с их свитами и сворами, странники и кочевники всех мастей, — они все как будто получили нечаемую уже визу на выезд — дотоле разграниченные вместилища миров как будто совместно выделили из себя неохватные поля без пределов, где происходили все эти переселения, эвакуации и репатриации… гомон такой стоял! А эти — численностью примерно равные нашей свободной команде — приближались именно к нам. Но нас и их разделяли ещё несколько слоёв времени и нашей глупости. Одержимость — роковое испытание на пути к свободе. Всё случайное вдруг предстаёт неслучайным. Причём — самым стрёмным неслучайным из всех возможных. За каждым шевелением и давлением тени и света на нашей поляне открывалось Вне. Другое. Неизвестное. И проход между нами и вне стерегла наша вялотекущая исключительность. Безотчётная — как плохо чувствуешь запах своего собственного тела. Вернее, он никогда не кажется неприятым:-) так же, как самособойразумеющееся: всё, что происходит — происходит из-за меня. И для меня.

А не просто так. Ну, или как ещё сказать, как назвать эту невозможную инфантильность? Эту детскость, в худшем смысле этого слова?

Психи, все психи! Достаточно хоть одному кубику из привычного паззла выпасть, и остаётся только это: упасть на спину и сучить ножками в истерике.

Просто — психи, а не в лучшем смысле этого слова.

Вира как-то рассказала: мужики мне часто говорили: «Вира, ты — такая дура!!!» И я всегда про себя понимала: ну!! это они имеют в виду, что я какая-нить — такая, особенная! тааа-акая! И игриво закатывала глаза. Ну, думала — имеют в виду, что я — особенная дура! Что они так заигрывают со мной:-). Ну, и я не до конца отказывала им в надежде. И вот я разменяла третий десяток лет. И вот теперь я вдруг начала их понимать. Они-то имели ввиду, что я просто — дура. Просто дура, и — всё. Больше ничего». Эти дети внутри нас! С задержкой в развитии! Эти сволочные, упёртые, капризные вымогатели сладкого! Сладкого и жалости.

Мне, мне и ещё раз мне. Но в тот раз в лесках мы нарвались на радикальное средство от жадности. За всей этой устрашающей завесой таилось то, что никто из нас не проглотил бы. Там не было сладкого. И полностью отсутствовала жалость.

Такой входной билет. Мутно-дымно-жёлтые демоны вырывались прямо из-под земли — для кого-то во сне, для кого-то наяву. Смерчи стрёма носились по поляне. И по всей истории каждого из нас. С секунды на секунду могло произойти самое праздничное — цепная реакация. Пара недостаточно трезвых и ироничных взглядов или фраз, и — поляна стала бы палатой № 6. Для почти двух десятков людей.

Притом без братанов-санитаров. Все пытались перевести происходящее с Вертолётом в затянувшуюся истерику.