У Элли опять неприятности

Как я уже говорила, иногда бремя материнства бывает просто невыносимым.

Люси и Нейл вернулись домой к обеду. Похоже, любовь не уменьшила их аппетита.

— Можно нам жареной картошки? — крикнула Люси, снимая шлем и покачивая его на руках, как ребенка. Запасной шлем Нейла. Он хранит его запах? Запах одеколона и геля для бритья?

— Картошечки бы хорошо! — улыбнулся Нейл, и они сели рядышком на диван и начали поглаживать друг друга и щекотать друг другу шейки.

— Тьфу, гадость! — воскликнула Виктория.

— А тебе какое дело?

— Люси, если вы хотите картошки, встань и поджарь ее, — сказала я строгим тоном матери, которая все держит под контролем. Не больной, не психопатичной и не находящейся в состоянии стресса матери.

— Да, пойди и приготовь, — поддакнула Виктория, презрительно глядя на Нейла.

— Занимайся своими делами, — огрызнулась Люси.

— А мне казалось, у тебя стресс из-за экзаменов?

— А мне казалось, у тебя стресс из-за того, что тебя бросили!

— Бросили? Ха! Ни один хренов мужчина не посмеет бросить меня! Я никогда и никому не давала такого шанса! Я не продаюсь за…

— Ты хочешь сказать, что я проститутка? — вспыхнула Люси.

— Судя по твоему поведению…

— Эй, хватит! — Я решила вмешаться как раз в тот момент, когда Люси нанесла Виктории первый удар.

Виктория взвизгнула и толкнула сестру в ответ, опрокинув свою чашку с чаем на кота, который грелся у нее на коленях.

Кексик с воплем выскочил из комнаты, а вслед за ним и Нейл, который был явно смущен дракой девочек и притворился, что ему надо в туалет.

— Дрянь! — пробормотала Виктория.

— Заткнись! — ответствовала Люси.

В дверь позвонили. Наверняка соседей беспокоит шум или общество охраны животных прослышало об ошпаренном коте. Я осторожно приоткрыла дверь.

— Привет! — пропела моя мать, которая вела за руку маленького опрятного человечка в синем костюме. — Это Тед. Можно войти?

По сравнению с ними Люси и Нейл выглядели как очень сдержанная престарелая супружеская пара. Мама села в кресло, похлопала по сиденью рядом с собой и подвинулась, чтобы Тед мог втиснуться рядом с ней. Они держались за руки и все время улыбались. Виктория вызвалась сходить за едой и удалилась с видимым облегчением, злобно бормоча что-то себе под нос.

— Мы приехали на такси, — объяснила мама, продолжая поглаживать руку Теда. — Нам не хотелось тебя затруднять.

И правильно. Учитывая, что моя машина-инвалид стоит в гараже и ждет ремонта, а Виктория в настоящий момент враждебно настроена к любым проявлениям гетеросексуальных отношений, им оставалось только надеяться на мотоцикл Нейла.

— Значит, вы приехали уладить все дела? — спросила я.

— Да, дорогая.

Дорогая? Моя мать назвала меня «дорогая»? Она рехнулась? Перебор испанского солнца?

— У нас масса дел. Нужно все запаковать, обо всем договориться…

— Ты не собираешься продавать квартиру?

— Я же не дура! — возразила мать с прежним сарказмом, но тут же смягчилась, как только Тед успокаивающе погладил ее по руке. — Мы оба сохраним нашу недвижимость здесь, просто на всякий случай, — улыбнулась она.

— Мы не думаем, что там возникнут какие-то проблемы, — добавил Тед. Это была его первая фраза, если не считать «приятно познакомиться». — Британские бары на Майорке процветают.

Получилась прямо фраза из рекламы: «Британские бары на Майорке процветают! Купите себе один бар по нашей специальной цене до конца июня!»

— Прекрасно, — слабым голосом проговорила я, все еще с трудом представляя себе собственную мать, разливающую пиво.

Да знала ли я ее когда-нибудь? Я смотрела на загорелую незнакомку, сидевшую в гостиной со своим возлюбленным. Она выглядела моложе и стройнее, чем я ее помнила. Куда делся ее артрит? Что стало с головными болями, с колотьем в груди, с болезненным состоянием кожи и несчастным мочевым пузырем? Как Тед справляется с ее бессонницей? С ее причудами в еде? С ее аллергиями, меняющимися в зависимости от сезона, и настроением, которое колеблется даже сильнее, чем погода? Он не выглядел усталым и измученным. Он смотрел на нее с обожанием, которое я раньше видела только в глазах нашего старого спаниеля.

Всему этому находилось только одно возможное объяснение. Любовь. Любовь приручила ее. Любовь превратила мою мать из жуткой старой карги в милое и симпатичное существо. Умри от зависти, Виктория! И автор труда «Никому на свете не нужны мужчины» пусть умрет вместе с тобой. Вот живое и дышащее доказательство вашей ошибки!