Голос Ханны прервался, и Фокс поднял ее на руки. Похоже, он не ждал от себя подобного порыва и растерянно затоптался на месте. Затем решительно вышел из гостиной. Она машинально уткнулась ему в шею. Остановившись у двери своей спальни, Фокс напрягся.
– Веснушка, ничего, что я несу тебя к себе? Я без задней мысли, просто вижу, что ты не в своей тарелке.
Какой смысл был уносить ее из гостиной? Вроде бы никакого. И все же он поступил правильно. Ее снедала печаль, и Фокс почувствовал: еще немного, и Ханна погрузится в темную бездну. Толкнув дверь плечом, он занес ее в свою холодную темную комнату и сел вместе с ней на край незастеленной кровати. Ханна свернулась калачиком у него на коленях, не пытаясь сдержать слезы, и те чертили на ее щеках две ровные дорожки.
– Господи, – пробормотал Фокс, заглянув ей в глаза. – Даже не представлял, что пою настолько плохо.
Ханна засмеялась сквозь слезы.
– Ты пел почти идеально…
Фокс скептически улыбнулся.
– Я и не помнил смысла этой песни. Дошло только ближе к середине. Прости.
– Все нормально. – Она ткнулась виском ему в плечо. – Здорово сознавать, что ты все-таки не совсем бесчувственная.
Фокс поднял руку, на секунду засомневался, задержав ее над лицом Ханны, и наконец аккуратно, большим пальцем вытер ей заплаканные глаза.
– Как тебе вообще такое могло прийти в голову…
Так хорошо было лежать в его спокойных крепких объятиях…
– У меня такое впечатление, будто я на самом деле не верила, что Генри Кросс мой отец, пока не услышала эту песню.
– А теперь?
– Теперь я чувствую, что папа нашел способ меня переубедить. – Она спрятала лицо у Фокса на груди и вздохнула. – А ты ему помог.
Его рука, все еще придерживающая Ханну под коленями, напряглась.
– Я? Да ладно…
– Да-да, – настойчиво сказала она. – Опал считает, что от папы я и унаследовала любовь к музыке. Странно думать, что это качество заложено на генетическом уровне. Как будто крошечный фрагмент ДНК заставляет бежать по коже мурашки при первых аккордах «Дыма над водой».
– Для меня все это – как «Пораженный громом». Помнишь, «Эй-си-ди-си»? Ладно, вру, – после паузы добавил Фокс. – На самом деле – «Восходит солнце».
Ханна засмеялась в мокрую футболку.
– Эту песню невозможно слушать без улыбки.
– Ну да.
Он провел пальцами по руке девушки и тут же отдернул ладонь, словно поймав себя на неосознанном и непозволительном жесте.
– Всегда удивлялся, почему ты не играешь на музыкальных инструментах.
– Могу тебе кое-что рассказать по этому поводу.
Руку Ханны приятно покалывало в том месте, где ее коснулась мужская ладонь.
Хм. Сидят в темноте, на его кровати, шепчутся… Она на коленях мужчины, и совершенно никакой неловкости. А ведь прежде ужасно смущалась, стоило лишь заплакать в присутствии чужого человека. Пайпер, конечно, не в счет. Хотя Фокс, конечно, был напряжен; и хотел бы успокоиться, да не знает как.
– Знаешь, лет в тринадцать я прошла через отвратительный хипстерский период. Открывала для себя некоторые классические вещи, пребывая в полной уверенности, что никто, кроме меня, их толком не понимает. Я тогда была ужасным ребенком. Хотела измениться. Попросила родителей записать меня на уроки игры на губной гармошке. – Откинув голову, она глянула Фоксу в лицо. – Вот тебе совет на будущее: никогда не пытайся играть на этом инструменте, если у тебя во рту брекеты.
– Бог ты мой, Ханна… – Он прыснул. – И чем это закончилось?
– Родители были в круизе, в Средиземном море, так что мы с Пайпер пошли к соседям. Те, как выяснилось, уехали во Францию.
– А, ну да. Закон подлости.
Ханна фыркнула.
– Пайпер чуть штанишки не намочила, так ей было весело. В общем, их садовник предложил подвезти меня к врачу. Ну, мы и залезли в кузов его пикапа. – Ханну разбирал смех. – Представляешь, подъезжаем к больнице. В кузове, с губной гармошкой, наглухо застрявшей у рта. Каждый раз, когда я выдыхала, раздавались звуки. Народ просто в лежку лежал.
Фокс расхохотался. Наконец расслабился… Совсем сексуальное напряжение не ушло, однако на время молодой человек о нем забыл.
– И что сказали в больнице?
– Спросили, не исполняю ли я песни по заявкам.
Если до того Фокс как-то пытался сдерживаться, то теперь взрыв смеха заставил его опрокинуться на спину. Матрас прогнулся, Ханна взвизгнула и перекатилась Фоксу на грудь. Застыла в двусмысленной позе, прижавшись к мужчине и невольно закинув колено ему на живот.
Смех Фокса стих.
Их лица были совсем рядом, и Ханну охватило желание его поцеловать. Ужасное желание… Она глянула Фоксу в глаза: конечно, он вовсе не против. По правде говоря, ей захотелось его оседлать, после чего последовало бы нечто большее – какой уж там поцелуй… И все же она прислушалась к внутреннему голосу, который уже говорил с ней сегодня, и отстранилась от Фокса, откинувшись на подушку. Он бросил взгляд на Ханну сквозь полуопущенные веки и, последовав ее примеру, устроился на другой подушке.