– Командир, члены экипажа на нашем корабле родом из четырнадцати маленьких городов. Их так специально отбирали. На этой улочке из каждого городка взято по одному зданию. Бармен, священники, бакалейщик, все тридцать человек экипажа второй ракеты – из этих городков.
– Тридцать?
Психиатр не без удовольствия пробежался взглядом по лестнице на балкон, по запертым дверям. Одна из них чуть приоткрылась, и в щелочке на мгновение мелькнуло прекрасное синее око.
– Каждый месяц мы будем привозить все больше огней и городов, все больше людей – больше земного. Все должно быть знакомое. То, что знакомо, здравому уму на пользу. Первый раунд мы выиграли. Не будем стоять на месте – будем выигрывать и дальше.
Люди начали смеяться, разговаривать, хлопать друг друга по плечу. Некоторые вышли и направились в дом напротив – подстричься, поиграть в бильярд, в бакалейную лавку; кто-то скрылся в церковной тиши, и органная музыка послышалась как раз перед тем, как пианист в салуне, освещенном хрустальной люстрой, заиграл «Фрэнки и Джонни». Двое, смеясь, поднялись по лестнице к дверям, что на балкончике.
– Командир, я человек непьющий. Как насчет ананасного коктейля в закусочной напротив?
– Что? А-а. Я вот думаю… про Смита. – Командир повернулся к нему. – Он остался на корабле. Как вы считаете… может, привести Смита сюда, к нам? Будет ли от этого толк? Понравится ли ему здесь?
– Во всяком случае, попытаемся, – сказал доктор.
Пианист очень громко заиграл «Мою старую компанию». Все запели. Некоторые затанцевали. И городок, словно алмаз, сверкал в темноте пустыни. Одинокий Марс, черное небо, полное звезд, напор ветра, луны восходят, моря и древние города мертвы. Но лучезарный полосатый шест над парикмахерской вращался, и окна церкви окрасились в цвета кока-колы, лимонада и ежевичного напитка.
На пианино кто-то тренькал «Skip to My Lou» – через полчаса после того как командир, психиатр и некто третий вошли в закусочную и сели.
– Три ананасных коктейля, – сказал командир.
Они сидели, почитывая журналы и медленно покручиваясь на винтовых табуретах, пока девушка за стойкой не принесла и не поставила к локтю каждого из них по стакану коктейля.
И все трое разом потянулись к соломинкам.
Отвлеченные разговоры
– О Боже.
– Вот уж действительно, о Боже!
Они откинулись на спину и уставились в потолок. Последовала долгая пауза, за которую они смогли отдышаться.
– Как здорово! – сказала она.
– Потрясающе! – сказал он.
Еще одна пауза, посвященная изучению потолка.
Наконец, она сказала:
– Здорово, но…
– Что значит «но»? – спросил он.
– Нет, все замечательно, – сказала она, – только мы все испортили.
– Испортили?
– Нашу дружбу, – сказала она. – Она была такая хорошая.
– Быть этого не может, – сказал он.
Она еще пристальнее уставилась в потолок.
– Да, – сказала она, – она была отличная, долгая. Сколько? Год? А теперь мы, как последние дураки, ее прикончили.
– Мы вовсе не последние дураки, – возразил он.
– Сейчас мне это видится именно так, в минуту слабости.
– Нет, в минуту страсти, – поправил он.
– Неважно, как это называть, – сказала она. – Мы все испортили. Сколько это длилось? Год? Мы были закадычными друзьями-приятелями. Ходили вместе в библиотеку, играли в теннис, глушили пиво вместо шампанского, а теперь за один час все пошло насмарку.
– Я не могу с этим согласиться, – сказал он.
– Призадумайся, – сказала она. – Сравни прошедший час и прошлый год. Ты должен мыслить моими категориями.
Он созерцал потолок в поисках того, что она говорила.
Наконец он вздохнул.
Она услышала его вздох и сказала:
– Это значит – «да»? Ты согласен?
Он кивнул, и она ощутила его кивок.
Они лежали, каждый на своей подушке, долго разглядывая потолок.
– Как нам теперь вернуть нашу дружбу? – снова спросила она. – Так глупо. Мы же знаем, как это случается с другими. Мы же видели, как можно все погубить, а потом взяли и сами же все погубили. Ну, какие у тебя есть соображения? Что нам теперь делать?
– Вылезаем из постели, – предложил он, – и устраиваем ранний завтрак.
– Не годится, – сказала она. – Полежи-ка пока смирно, может, и придет что-нибудь в голову.
– Но я есть хочу, – запротестовал он.
– Я тоже… я, можно сказать, зверски голодна – охоча до ответов на вопросы.
– Что с тобой? Что это за звук?
– Я, кажется, плачу. Какая ужасная утрата! Да, я плачу.
Они полежали еще немного, затем он зашевелился.
– У меня безумная идея, – объявил он.
– Какая?
– Если мы будем лежать, положив головы на подушки, смотреть в потолок и болтать о прошедшем часе, затем о прошлой неделе, то тогда, может быть, поймем, как мы дошли до такой жизни, а затем – о прошлом месяце и обо всем прошлом годе. Вдруг поможет?
– Каким образом? – не поняла она.
– Мы будем вести отвлеченные разговоры, – сказал он.
– Отвлеченные от чего?