— Что вы, Чары-ага, я даже не собираюсь выступать на таком серьезном, ответственном совещании, — возразил Хошгельды. — Я буду сидеть и слушать, что умные люди говорят. Это даже, по-моему, нескромно будет, если я вдруг вылезу.
— Ты все сказал? — спросил Чары-ага. — А теперь послушай, что я тебе скажу. Неправильно, ложно ты понимаешь скромность. Ты, как коммунист, обязан рассказать своим товарищам по труду, какие преимущества дает устройство временных оросительных каналов, обязан поделиться с другими своим опытом. А ты, сын мой, узко, значит, понимаешь свою роль. Твоя идея верна, ты на деле сумел доказать свою правоту, почему же ты считаешь, что только наш колхоз должен работать по-новому, а другие что же? Или не такие же, как мы с тобой, там люди работают? Не такая скромность, Хошгельды, украшает большевика.
— Я, правда, обо всем этом не подумал как следует, — заговорил Хошгельды, с признательностью глядя на своего старшего друга и наставника. — Я, конечно, выступлю, Чары-ага, спасибо вам.
— А я и не сомневался, что выступишь. Только начни свое выступление с того, что тебе русский профессор о временных оросителях рассказывал. Укажи, какие статьи про это написаны, журналы не забудь назвать, пусть люди тоже ознакомятся, если кто еще не читал, а потом уж расскажи все, до чего ты сам додумался и как целую, можно сказать, систему разработал. Словом, садись план составлять, а я пойду, у меня еще тоже дела есть.
Долго еще после ухода Чары-ага Хошгельды с благодарностью думал о нем.
Рано утром Хошгельды, как и обещал, зашел к Покгену и взял посылочку для Бахар — кулек со сладостями и сдобными лепешками. Скоро машина доставила его на станцию, и через несколько часов он уже шел по улицам Ашхабада.
Прежде всего Хошгельды снял номер в гостинице и отправился искать Вюши. Общежитие агрономических курсов оказалось недалеко.
Сколько неподдельной радости отразилось на лице Вюши при виде друга. Он поднял такую возню вокруг Хошгельды, что у того даже голова заболела. К счастью, Вюши торопился на курсы, да и Хошгельды пора было идти на совещание. Вечером приятели сговорились встретиться у театра.
Три дня продолжалось совещание. Перед концом предоставили слово и Хошгельды. Ему еще не приходилось выступать перед такой аудиторией. Он рассказал собравшимся о своем опыте устройства временных оросителей. Агрономы заинтересовались его сообщением, задавали ему множество вопросов, и он, может быть впервые, с такой ясностью ощутил истинное значение проделанной им работы. Да, это было совсем не так, как тогда на собрании у них в колхозе. Сейчас преимущества нового метода орошения доказать было куда легче. Урожай хлопка на опытном поле значительно превышал прежние.
Радостный и возбужденный, Хошгельды шагал к себе в гостиницу. Сегодня он поедет домой. А как же быть с посылками? Может быть, передать их через Вюши? Не хотелось Хошгельды видеться с Бахар. Очень обидела она его своим последним письмом. А что он скажет родителям девушек, — неловко же сослаться на занятость? И за несколько часов до отхода поезда Хошгельды решил все-таки зайти в общежитие Пединститута.
На его счастье, девушек не оказалось дома. Они еще не приходили с занятий. Он написал коротенькую записочку, оставил посылки у дежурной и с легким сердцем отправился в гостиницу, а оттуда на вокзал.
Когда Хошгельды вернулся в колхоз, Покген долго расспрашивал его обо всем, что было на совещании, очень обрадовался, узнав, что Хошгельды выступал там, и, наконец, спросил, как живут девушки.
— Я трижды заходил к ним, — соврал Хошгельды, — но ни разу не застал… Всегда они на занятиях! В конце концов пришлось оставить посылки у дежурной.
— Нехорошо это вышло. Ты должен был их повидать, узнал бы, как они учатся, как живут, — проговорил Покген после некоторого молчания. А про себя подумал: "Нет, не собирается он жениться!"
Покген ничем не выдал своих мыслей, тем более, что разговор происходил в правлении и вокруг были люди. Но через некоторое время он снова посмотрел на агронома и горько сказал:
— На этот раз, Хошгельды, ты не оправдал моего доверия. Хошгельды понял, какой смысл вкладывал Покген в эти слова.
— Очень мало времени у меня было, Покген-ага, целые дни просиживал на совещании, — смущенно проговорил Хошгельды, теребя в руках кепку.
Снег, выпавший в конце зимы, лежал на полях уже восемь дней и, должно быть, успел надоесть людям. Больше всего сетовали на снег женщины.
— Да чтоб ему растаять, — говорили они, — лежит себе и лежит!
А старики, завернувшись в теплые шубы, сшитые чуть ли не из семи шкур, напоминали, что это полезный снег — он утолит жажду земли, он как лекарство для посевов.
Но вот однажды утром подул теплый ветерок, и снег растаял. Сразу же закипела работа. Агроном теперь целые дни проводил в поле. Он следил за планировкой укрупненных участков. Кроме того, нужно было немедленно приступить к рыхлению почвы, чтобы ограничить излишнее испарение влаги из нижних слоев.