У последней черты

Бесцельно бродя по проходам и коридорам, Джейк задумался, что эта нелепость особенно очевидна перед Рождеством и в летние месяцы. В предпраздничную пору событий практически не происходит, так как большинство источников этих самых новостей — включая правительство и учебные заведения — как бы впадают в спячку. Рекламный сектор же, напротив, разбухает до невероятных размеров, что принуждает редакторов рыскать в поисках хоть каких-то новостей, в результате чего в свет выходят такие материалы, которые в другое время года ни один уважающий себя редактор и близко не подпустил бы к печати. Летом же пропадает немало прекрасных историй, поскольку рекламы мало и газеты тонкие. Многие рекламщики высказывали недовольство правилом, по которому первые три страницы были свободны от рекламы. Журналисты же жаловались на то, что газета представляет собой новости вперемежшку с рекламными сообщениями. Джейк же считал, что такой союз вполне симбиотичен, и не забивал себе голову. Он был либерал, но не социалист. Он усмехался над тем, как много журналистов, пишущих с модным антикапи-талистическим уклоном, не понимает, что их социалистические идейки никогда не нашли бы благодарной аудитории, если бы не акулы капитализма, оплачивающие газетные полосы из кармана жадных потребителей.

Джейк спустился по лестнице и вошел в типографию. Он почувствовал прилив грусти, идя по этажу, где раньше находился наборный цех, — когда-то без него не обходилась ни одна газета. Он берег в памяти воспоминания о так называемых «собачьих будках» — бесконечных рядах двусторонних наборных рамок формата А, на которые десятки брюзжащих и чертыхающихся ста-риков-наборщиков крепили липкой лентой готовые страницы перед тем, как по ним фотомеханическим способом изготавливали

печатные формы. Сами страницы собирались заранее из распечаток статей и фотографий, которые вырезались и наклеивались на чистые листы, а потом оформлялись стандартными рамочками и отделительными элементами. В некоторых газетах все еще сохранилось наборное производство; некоторые находились в состоянии перехода на новые технологии и пользовались старым способом печати лишь частично. «Трибьюн» же с прошлого года окончательно перешла на компьютерную верстку и безжалостно уволила последних ветеранов-наборщиков. Джейк с грустью вспоминал старенького верстальщика Честера, который вручную подправлял страницы перед самым набором: вклеивал недостающие строчки, замазывал лишние буквы, чернильной ручкой подставлял запятые, и все его исправления несли в себе человеческое тепло в отличие от идеально ровных, но бездушных компьютерных строчек.

Появление специальных программ для создания макетов в корне изменило сам процесс выхода газеты в свет. Эти программы позволили убрать все промежуточные стадии: расклад и дизайн страниц делались на компьютерах прямо в отделе новостей, откуда готовый вариант газеты пересылался сразу в фотомеханический цех для изготовления диапозитивов. На основе этих диапозитивов получали печатные формы, которые потом закладывались непосредственно в печатные станки.

Когда Джейк приблизился к распахнутым дверям огромного помещения, чем-то напоминающего склад, в нос ему ударил родной и знакомый аромат свежей газеты — ни с чем не сравнимое сочетание запахов бумаги и печатной краски. Ступая по цеху, он ощущал липкие капельки краски, осевшие на пол из воздуха. Вокруг стояла необычайная тишина, почти неземная, трудно поверить, что каких-нибудь девять часов назад это помещение наполнял оглушительный грохот, который, впрочем, очень скоро вновь заполнит его. Еще несколько часов, и мощные прессы вновь заработают, загудят, а рабочие в зеленых наушниках, и не пытающиеся докричаться друг до друга, будут общаться при помощи условных сигналов. Джейку часто приходило на ум, что печатный цех

— идеальное место работы для глухих и слабослышащих, которые уже и так в совершенстве владеют языком жестов.

В самом центре цеха, так сказать, во чреве урагана, находилась небольшая звуконепроницаемая комнатка, в которой люди могли советоваться друг с другом и отдавать необходимые распоряжения. Сейчас там сидели несколько техников и обсуждали какие-то неполадки в станках. Справа от Джейка возвышались сотни и сотни огромных рулонов газетной бумаги по четыреста килограммов весом и по двенадцать километров длиной каждый. Несмотря на свою массивность, они были настолько непрочны, что случайный камушек на полу в грузовом вагоне мог испортить весь рулон. К печатным станкам бумагу доставлял конвейер, ибо и речи не могло идти о том, чтобы двигать вручную такую тяжесть. Как-то лет пять назад работники целлюлозно-бумажного комбината вышли на забастовку, и «Трибьюн» пришлось вдвое сократить объем и значительно снизить тираж. С тех пор для подстраховки бумагу стали закупать сразу у нескольких производителей в разных районах. Нельзя было допустить, чтобы в одно ужасное утро любимой народом газеты вдруг не оказалось бы ни на ступеньках частных домов, ни в почтовых ящиках, ни в газетных киосках.