У птенцов подрастают крылья

— Я думаю, многие из вас были в Художественном театре. Вспомните, как все там строго и скромно. Там все настраивает зрителя на то, чтобы он без всяких помех мог воспринять жизнь, которая перед ним раскроется со сцены. В театре — в фойе, в зрительном зале — нигде не должно быть ничего лишнего, ничего такого, что бы рассеивало, отвлекало внимание зрителя, все должно быть просто и строго.

Поздно, очень поздно разошлись мы в тот вечер из нардома, но уходили совсем не усталые, а, наоборот, в каком-то особенно приподнятом настроении. Все чувствовали, что с этого дня в нашу жизнь влилось что-то новое и по-настоящему значительное.

Я НЕПРЕМЕННО БУДУ АКТЕРОМ

В 1961 году Всероссийское театральное общество выпустило сборник статей о творчестве крупного актера Ивана Николаевича Берсенева. В этом сборнике на девятнадцатой странице есть такие строки: «…Марджанов, понимая, что молодой Берсенев нуждается в серьезной профессиональной школе мастерства, поручил его заботам режиссера Ольги Владимировны Рахмановой, с которой Берсенев увлеченно занимался. Судя по его рассказам, она отлично преподавала мастерство актера». К этой справедливой оценке, вероятно, могло бы присоединиться немало тех, кого Ольга Владимировна сделала настоящими актерами.

Вот какого педагога послала нам судьба в самую горячую пору нашей юности, нашего увлечения театром!

^{Ольга Владимировна предложила нам подготовить к постановке пьесу Островского «Бедность не порок»}

Со следующего дня, вернее, с той самой минуты, когда Ольга Владимировна не как случайный гость, а как наш старший друг и наставник переступила порог чернского нардома, все в нем пошло по-новому.

Ольга Владимировна предложила нам подготовить к постановке пьесу Островского «Бедность не порок».

— Но что значит подготовить спектакль? — спросила она. — Вы, вероятно, считаете, что подготовка начинается с того, чтобы распределить роли, выучить их и начать репетировать: кому где стать или сесть, что кому делать…

Конечно, мы именно так это и понимали. Ольга Владимировна улыбнулась.

— Нет, друзья мои, — сказала она, — это уже завершающий момент. Подготовка начинается совсем с другого — с разбора пьесы, с раздумья над тем, что хотел выразить в ней автор.

— Ну, в данном случае это и так ясно, — возразил Миша Благовещенский. — Само название пьесы говорит о том, что хотел выразить в ней автор: бедность не порок, то есть не гонись за богатством…

— А за чем же гонись? — перебила его Ольга Владимировна.

— Ну как — за чем? Ну, за хорошим человеком… чтобы честный был… Ну, вообще хороший! — засмеялся Миша. — Это же и так ясно.

— А кто же, по-вашему, в пьесе такой хороший человек?

— Как — кто? Митя и Любим Карпыч.

— А Гордей Карпыч плохой? — опять спросила Ольга Владимировна.

— Конечно, раз дочь за негодяя хотел замуж отдать, значит, плохой.

— А почему же он ее не отдал в конце концов? Почему благодарит пьяницу-брата, что тот его уму-разуму научил? Значит, он не очень плохой?

— Да, не очень плохой, — протянул Миша. — Собственно, вначале был плохой, а потом… потом опомнился. Ну и… ну и стал получше… — Миша почувствовал, что сам немного запутался. Он махнул рукой и рассмеялся. — А, кто их там разберет, купцов-то этих!

Все мы тоже рассмеялись, и Ольга Владимировна вместе с нами.

— Кто их разберет? — повторила она. — Если мы за эту пьесу беремся, нам и нужно прежде всего каждого из действующих лиц разобрать. Кто он, почему именно так, а не иначе действует. Так ведь в жизни не бывает: все время был человек плохой, а потом вдруг опомнился и ни с того ни с сего стал хороший. Так не бывает, — повторила она. — Дело тут гораздо сложнее. Гордей Карпыч по натуре совсем не плохой человек, только темный, невежественный. А темнота, да еще плюс к ней богатство, почет для таких же неученых, как он сам, — это страшная вещь. Тут и хороший человек может голову потерять и наделать невесть чего, особенно если к нему в друзья такой отъявленный подлец, как Коршунов, вотрется. — Она опять поглядела на Мишу и продолжала: — Значит, тому, кто будет играть Гордея Карпыча, нужно очень и очень подумать над образом этого человека, совсем неплохого, даже доброго от природы, но самодура, зазнавшегося невежду. Он ведь и сам запутался, сам толком не знает, чего он хочет. Это настоящая ворона в павлиньих перьях. Помните, он своей жене-старухе говорит, чтобы она не смела девушек звать песни петь, а если уж хочет повеселиться, устроила бы бал, позвала бы музыкантов… — Ольга Владимировна невольно рассмеялась. — Ну, вы представляете себе: старая неграмотная старуха и вдруг устраивает для своего развлечения бал с музыкантами?! Ну можно ли представить себе что-нибудь более дикое, нелепое…

Ольга Владимировна на минуту замолчала и опять заговорила: