У самого синего моря

Широкие, но изумительных форм плечи. Тонкая талия. Афелия, слабея, разжала пальцы. Ножницы беззвучно шлепнулись на пол.

— Чего уставилась? — Грубовато привела ее в чувство Василиса.

— Голых девок не видала? — Ее голос был глубок и насыщен. Рокотал обертонами и был похож на голос джазовой певицы.

Однако, Афелия не считала, что она выглядит хуже.

Годы, потраченные на совершенствование тела, и н-ое количество долларов давали ей полное право подбочениться, развернуть плечи, в полной своей совершенности представив соблазнительную грудь и бойцовски вскинуть подбородок.

— Хороша… — Искренне улыбнулась Василиса. Коснулась теплой ладонью щеки Афелии, словно не веря в ее материальность.

— Глазами лепа… Бровьми союзна… Верю, что князь красою твоею доволен. Лягушкой то не особо засмотришься. Плохие у меня глаза, когда я в полном обороте. Вот ведь как. — Она прижала к себе Афелию и нежно, может быть, даже излишне нежно поцеловала ее в губы.

От столь неожиданных проявлений чувств красивой женщины, у Афелии сладко заныло внизу живота.

Она в замешательстве посмотрела в лицо Василисы.

Та снова улыбнулась. В глазах запрыгали веселые бесенята.

— А ты не бойся… — Подзадоривала она Афелию. — От меня в подоле не понесешь. Наветов дурных никто не скажет. — Василиса снова опасно приблизилась к Афелии и прошептала в пламенеющее ухо.

— А князь твой только бойчее будет, если узнает… А уж увидит, если… — Василиса мечтательно прикрыла глаза ресницами. Покачала головой, чмокнула губами, словно ела какое — то замечательное лакомство.

— А? — Распахнула она глаза вдруг и вопросительно посмотрела на Афелию.

— Н-нет… — С некоторым сожалением стала выбираться из теплых объятий молодая женщина.

— Ну и правильно! — Хохотнула Василиса.

— Чего попусту запал расходовать? Верно? Ты мужу своему верная нужна…

Афелия благодарно кивнула, но вдруг прильнула к Василисе всем телом и запечатлела на ее губах поцелуй полный желания и страсти.

Василиса умело ответила, но греха не допустила.

Отодвинула Афелию за плечи, когда та таять начала и с участием покачала головой.

— Спит сердце твое, девонька… Стылое… Будить его надо, чтобы любить было сладко. Могу, если хочешь. Только захочешь ли? Сладко и больно рядом. Одно без другого не бывает. — Афелия оскалила зубы словно пес, которого застали за кражей. В самую душу. В самые потаенные углы смотрела голубыми глазюками русская красавица. И сказать в оправдание было нечего. Одним словом в пыль, в мишуру, в блестки превратила она всю ее жизнь. Или почти всю…

— А с языком то у тебя что? — Озаботилась Василиса.

— Болеешь или мода такая? — Афелия мстительно, во всю длину насколько могла — высунула раздвоенный язык и пошевелила каждым кончиком отдельно.

— Фу… — Притворно скривилась Василиса.

— Пакость, какая… — Потом задумчиво склонила голову на бок.

— Забавно, однако… Может себе такой же устроить? А? — Она весело толкнула Афелию локтем.

— Подруга! — Афелию словно облили горячей водой. Она отчаянно хлопала глазами и не понимала, что с ней происходит.

В душе кипело, шевелилось и не находило выхода то, что она давила в себе десятилетиями.

Надо же «Подруга» не «подруга» а именно «Подруга».

Та, которой от тебя ничего не нужно.

Та, которая имеет все и готова делиться тем, что имеет.

Та, которая поймет то, чего никто из мужчин понять не сможет никогда.

Не сможет просто потому, что он мужчина.

Та, которая готова слушать, а не бросаться в драку.

Та, которая будет плакать на пару, а не учить жизни.

Та, с которой делить и отвоевывать друг у друга нечего. У каждого свое, но думы об одном.

— А ты поплачь, подруга, поплачь… — Обняла Василиса Афелию за плечи.

— А за красу свою не кручинься. Мы ее в раз выправим. На это у меня рука скорая.

— Афелия, обессилено села на пол. Василиса присела рядом по — прежнему, не выпуская ее из объятий. Она смотрела на текущие по щекам слезы Афелии и начала шмыгать носом сама.

— А ты думаешь — мне сладко? — Ткнулась она мягкими, пахнущими полынью, волосами Афелии в шею.

— Целый год на себе эту кожу противную таскать?

— Ни в зеркале покрасоваться. Ни серег не померять. Ни с царевичем любовным утехам предаться.

— Как дура последняя на подоконнике сижу, да на голубей квакаю!

— Только мухами дохлыми и кормя-а-а-т! — Она перевела дух и выдала сокровенное.

— Я ведь один наряд по три года шью! — Последнее показалось Афелии наказанием страшнее всех семи адовых кругов.

Это же себе представить невозможно. Она своим портным звонит каждые десять минут! А тут целых три года! ТРИ ГОДА!!!

— Ужас! — Только и сумела она ответить рыдающей Василисе.

— Мужчина! — Вдруг, то ли всхлипнула, то ли вскрикнула, то ли промурлыкала она нежно.

В дверях стоял Джон, согбенный под тяжестью пластиковых чехлов с едва ли не половиной гардероба Афелии.

— Ага! — В щели шуршащего вороха показался один глаз.

Глаз из прищуренного превратился в круглый.

— Мн-э… — Издал Джон неопределенный возглас и неуклюже завозился под тяжестью множественных упакованных одежд.

Василиса встала в полный рост.

Повернулась к Джону боком. Согнула в колене ногу и положила руки на затылок.