У самого синего моря

Удочка сухо щелкнула, и на крючок был подан червяк. Джон длинно и правильно размахнулся и выбросил грузило далеко вперед. Оно неслышно ушло в сияние, и поплавок с ярким светодиодом на макушке мерно замигал, давая понять Джону, что все системы проверены и снасть насторожена.

Джон опустил удилище на борт лодки и вытянул уставшие ноги. Цыгане изрядно его потрепали, вытаскивая на эстраду и заставляя танцевать под обручи с бубенцами, обтянутые кожей, которое они называли «бубнами».

Джон старательно дергался и дрыгался как умел, чем вызвал буйный восторг у этой генетически музыкальной нации и изрядно устал.

Теперь, когда легкий ветер приятно трепал за уши, а дряблые волны мерно покачивали лодку, он решил, что сейчас самое время немножко вздремнуть.

Афелия с той красивой девушкой наверняка выйдут ужину не раньше трех ночи, и к этому времени ему нужно было быть бодрым и свежим. Джон глубоко вздохнул, откинулся на спину, положил голову на сомкнутые руки и в блаженном предвкушении сна, смежил веки.

Джону показалось, что он не проспал и десяти секунд. Хотя организм сигнализировал о другом отрезке времени. Джон чувствовал себя если и не отдохнувшим, то отдыхавшим — наверняка. А проснулся он от того, что поплавок верещал благим матом, предупреждая рыбака о том, что рядом находится добыча.

Джон заторопился. Лодка качнулась. Зачерпнула забортной воды, но не перевернулась. Джон перебазировался поближе к поплавку, т. е. на нос лодки и прищурился на поплавок. Он как это ни странно стоял колом, словно впаянный в воду.

Соответственно добыча приманку игнорировала.

Джону это было непонятно. Особая порода червей, испускавшая на крючке феромоны перед которыми не могло устоять ни одно водоплавающее, был добыче не интересен.

Джон в задумчивости почесал бровь. Решил, что этот сигнал является не чем иным как обыкновенным сбоем сложной электроники, решил перезагрузить удочку.

Т.е. сбросить все системы в ноль. Снова насторожить снасть. Он взялся за удилище и, отключив автоматическую смотку лесы, стал самостоятельно и с увлечением крутить ручку трещотки.

Крутить ручку на катушке сматывания лесы ему особенно нравилось. Пусть на крючке нет ничего кроме червя. Он все равно выглядит крутым рыбаком.

Джон выбрал лесу и приподнял поплавок над водой. Между оранжевым шариком поплавка и темным наплывом грузила, обхватив тонкую капроновую лесу плавниками, прилепилась небольшая рыбка в отблесках светящегося планктона отливающая зеленым.

— Чего тебе надобно старче? — Раздался душераздирающе грустный ее голосок.

— Ничего… — Зло ответил Джон и ухватился за поплавок свободной рукой.

Он положил удилище в лодку и многозначительно засучил рукава смокинга.

Рыбка, прилепившаяся к снасти, похоже, обратно в море не собиралась. Джон отчаянно пытался ее снять с лесы, но рыбка сидела как приклеенная.

— Послушай… — Взмолился он, наконец. — Отвали! А? — Любое твое желание исполню! — Он в умоляющем жесте сложил руки на груди. — Я сюда отдыхать приехал. Я сюда дикарем отдыхать приехал. Я хочу, чтобы мне никто не мешал. Я три твоих желания исполню, только вали обратно к своим родственникам. А? — Джон замолчал. Рыбка тоже. Она выпучила свои глаза — телескопы и вращал ими в разные стороны словно хотела Джона напугать. Джон рыбку не испугался. Он уже понял, что очередная чудесная штуковина жаждет исполнить три его самых сумасбродных желания. Он с удовольствием заказал бы рыбке горячий кофе… Прямо сюда в лодку… И на оставшиеся два желания по кусочку сахара, но был почти уверен в том, что рыбка как и Сим-Сим будет хлопать плавниками и радостно восклицать, что исполнение естественных желаний, за желание по прейскуранту не принимаются, а принимаются желания исключительно относящиеся к сфере роскоши.

От таких мыслей Джону стало совсем грустно. Он отвернулся от рыбки, которая по всему ждала отзыва нас вой пароль, и мстительно сжал зубы.

— А вот не буду я этот отзыв говорить! Гори оно все синим пламенем! — Он упер локти в упругий борт лодки, положил на ладони подбородок с ямочкой и уставился в лунную дорожку.

— Ты царевич мой прекрасный… — Раздалось откуда то сзади. — Что ты тих как день ненастный? Опечалился чему?

— Грусть тоска меня съедает… — Машинально ответил Джон и зажал ладонью рот.

— Попался! Попался! — Захлопала крыльями подплывшая сзади как заправский рейнджер Бела лебедь.

— Это не честно! — Возмутилась молчавшая до сих пор Рыбка. — Он должен был вначале у меня милости попросить!

Лебедь подплыла ближе и свесила длинную шею через борт.

Пристально посмотрела рыбке в ее выпуклые глаза.

С шипением произнесла сакраментальное — Если не можешь победить честно — победи, как ни — будь.

Рыбка от возмущения раздулась против своих обычных размеров вдвое. Наконец, освободила рыболовную снасть Джона и залепила лебеди звучную пощечину.

— Так! — Решил вмешаться Джон. — А, ну, ша! Смир-р-рна! Я сказал! — Он засунул трепыхающуюся рыбку в нагрудный карман от греха потому, что лебедь слишком хищно щелкала клювом.

Лебедь ухватил за шею и выразительно посмотрел ей в глаза. Лебедь смутилась.