Убей-городок

Нет, удивлен, разумеется, но не настолько, чтобы прийти в изумление. Билась о черепную коробку мысль, что Бурмагин все-таки явится сам и сдастся, так сказать, правоохранительным органам. Но не думал, что это произойдет так быстро. По моим прикидкам, он бы должен еще день-другой водки попить, а уж потом и бежать.

– Сам ведь пришел и явку с повинной написал. Я ведь потому на работе и задержался, что твой преступник раскаиваться пришел. Уже на остановку пойти собирался, а из дежурки звонок: мол, Митрофанов, по твою душу человек явился. Я выматерился, а куда деваться? «Глухарь»-то мой! Но как узнал, что и как, так и решил, что судьба! Ради такого дела и на работе задержаться можно. А как вернусь, так Тобика еще разок выгуляю. Преступление раскрыто, завтра тебя прокурор на допрос будет тягать. Этак, может, начальство и на премию расщедрится. Все-таки не рядовое дело раскрыли, а покушение на сотрудника милиции.

Прокурор, а вернее следователь прокуратуры, меня уже «тягал». Пару дней назад допрашивал в качестве потерпевшего. Но в сущности даже и не допрашивал, а только спросил: есть ли что-то новенькое? А все остальное просто переписал из объяснения, которое Джексон брал у меня в больнице.

– Ты хоть ему продиктовал, как правильно явку с повинной написать? – вяло поинтересовался я.

– А то, – радостно хмыкнул Джексон. Потом, убрав усмешку, спросил: – Тока вот ты мне скажи. Чего ты в больнице передо мной дурачка валял? Мол, ничего не слышал, ничего не помню?

– Жень, никого я не валял, – устало сказал я, досадуя, что Бурмагин все-таки рассказал о моем визите. – Я же, пока в палате лежал, на самом деле ничего не помнил. Уже потом, когда вышел, стал думать, сопоставлять. Про ружье вспомнил, сходил в разрешиловку, уточнил. А как адрес установил, так и пошел со злодеем побеседовать.

– А почему ты меня не взял? Тебе что, мало попало? Еще бы разок по башке прилетело, вот и сидел бы сейчас в морге, а я бы из-за тебя еще один «глухарь» получил. У тебя совесть есть?

– Типа на тебя «глухари» вешать? – невинно поинтересовался я.

– Дурак ты, Воронцов, – обиделся Джексон. – А я ведь тебя за друга считал.

– Женьк, не обижайся. Я не один ходил, а с Саней Барыкиным, он меня на площадке страховал. Ну не уверен я был, что именно этот мужик меня ткнул, понимаешь? Не хотел я напраслину на человека наводить.

– Нет, Леша, не понимаю, – на полном серьезе сказал Джексон. – Ты получаешь информацию о личности, которая подозревается в совершении преступления. И вместо того, чтобы доложить по команде или хотя бы сказать мне, начинаешь устраивать самодеятельность. Мы бы его в отделение вызвали или сами бы взяли, а там бы и поговорили. И на хрена, скажи? А еще скажи: на хрен ты Бурмагину сказал, что он помрет скоро? Он же писается от страха. Говорит, милиционер приходил, которого я подрезал, и сказал: сам не явишься – помрешь скоро.

Ишь, как Митрофанов меня отчитывает! А ведь по сути-то он прав. То, что я сделал, это густопсовая самодеятельность. Но и я не пошел бы к преступнику, если бы не обладал послезнанием. Так что Джексон одновременно и прав, и неправ. Со своих позиций он абсолютно прав, а вот с моих, с попаданческих, не очень.

– Женя, поверь, в отделении он бы тебе ничего не сказал. Ни свидетелей, ни пальчиков – ничего за ним нет. Единственное – мои подозрения да это ружье. Он бы в отказ пошел, и что тогда? А вот после моей с ним беседы он сразу к тебе прибежал. Да, риск был, но ведь и результат налицо. На этом весь расчет и строился. Поэтому давай ты сделаешь вид, что о моем разговоре с Бурмагиным ничего не знаешь, а гражданин явился, потому что ему стало стыдно. Лады? И палка тебе за раскрытие. И впиши Саню Барыкина: мол, с тобой по раскрытию работал.

– А там уже и так целый список тех, кто со мной работал, – усмехнулся Джексон.

Ну, это уж как всегда.

– Только я и тебя вписал, что ты по раскрытию работал, – сообщил Митрофанов.

– А на фига? – всполошился я. – Я же теперь от начальства втык получу. Могут даже выговор влепить: типа почему рапорт не написал?

– А втык ты и так получишь, – жизнерадостно сообщил Джексон. – И поделом тебе. Не занимайся самодеятельностью, ты не в партизанском отряде. Так и там бы потребовали дисциплину блюсти. Но из-за выговора плюнь, не переживай.

Я ждал, что Евгений сейчас скажет: «Выговор не триппер, носить можно», но Митрофанов сказал другое:

– Выговор тебе нельзя давать, потому как ты в этот момент на больничном был. И мой тебе совет: завтра же отправляйся в отделение, пиши рапорт. Но укажи: дескать, хотел сообщить о случившемся, но из-за того, что почувствовал себя плохо, решил отложить написание рапорта. Понял?

Я посмотрел на Митрофанова и с уважением покачал головой:

– Евгений, ты голова!

– А то! – хмыкнул довольный Митрофанов. – Слушай старших. А добрый дядюшка Женя тебе плохого не присоветует.

Ну да, с Джексоном всегда так. С ним не пропадешь, но горя хватишь.

– Скажи-ка, Леха, а чего ты Бурмагину-то сказал? С чего бы ему помирать, да еще через два года?