Убей-городок

В конце концов, так ничего и не добившись и в общем-то не зная, что делать, я запоздало подумал, что, наверное, в отделении есть люди и поумнее меня. И потащил Шматинина в отделение. Он не сопротивлялся. Вообще поднадзорные люди послушные.

Хотелось вызвать машину, но откуда я позвоню? Уйти сейчас, оставив его дома одного, мне представлялось невозможным. И тогда я его решил отконвоировать пешком. Очередная глупость. Сначала я шел следом, как учили, в двух шагах сзади и справа, чтобы удобнее было реагировать, если вдруг что-то такое произойдет. Шматинин несколько раз оборачивался, потом сказал: «Воронцов, не дури, не побегу я от тебя. Мне бежать некуда, да и незачем. Я прекрасно помню, что ты мне залепил два нарушения. И если я сейчас рвану, то ты даже не побежишь за мной, а подашь меня быстренько в розыск, и все, гуляй, Вася, от рубля и выше. А именно – на нары. А я на нары не хочу. Так что будь спокоен. Можешь не бздеть. Да и нечего мне скрываться. Я чист, за мной ничего».

В отделении было пусто, только дежурный тихонько клевал носом. Смотри-ка, у него убийство, а он кемарить задумал. Дежурный сыщик и участковые из ПМГ на каких-то выездах, видимо.

Дежурного я сразу пригвоздил к месту, заявив, что приволок подозреваемого по убийству. Он сначала обрадовался, а потом, когда услышал фамилию и узнал, что это мой поднадзорный, сделал страшные глаза, но не сказал ничего. Молча засунул Шматинина в камеру, чтобы тот не слушал да не мешался под ногами. Шматинин, кстати, не шумел и не сопротивлялся, не кричал: «За что?!» Публики нету, играть не перед кем. И вообще, он вел себя молодцом до такой степени, что я начал задумываться о правильности своих действий.

Сомнений мне добавил дежурный, зашипев так, что Шматинин наверняка услышал:

– Ты что, дурак?! Ты зачем его притащил?! У тебя что есть по этому убийству?!

Настроение резко испортилось. Я пролепетал что-то насчет того, что внезапность города берет. Вообще-то, как известно, города берет смелость, но мне уж тут было не до нюансов.

В ответ дежурный скривил губы:

– Ну-ну, Пинкертон, работай. Я до утра, так и быть, его подержу, пока никого нет. А начальство придет, у меня в камере должно быть чисто. Или должны сидеть те, кто этого заслуживает.

Дальше мне ума добавили участковые, которые вернулись с вызова, а потом и инспектор уголовного розыска Погодин, старый опытный сыщик.

Шматинина он опросил абсолютно формально, не позволяя мне вставить ни одного слова. Про убийство не пытал, спросил только:

– Что-нибудь знаешь?

– Знаю.

– Что знаешь? Откуда?

Шматинин кивнул на меня:

– Вот, мой участковый мне все рассказал.

Сыщик стрельнул в мою сторону глазами и переспросил:

– Все? А что все?

– Сказал, что Коркина зарезана и у вас все доказательства против меня есть. Только я чистый. Сами убедитесь потом.

Дальше Погодин со Шматининым никаких разговоров не вел, а отправил его назад в камеру.

Тут я наконец осмелился высказаться:

– Александр Семенович, – это я Погодину, – я ведь когда к Шматине-то пришел и еще ничего не говорил о времени убийства, он ведь не стал спрашивать, когда это произошло, а сразу стал напирать, что все ночи дома был. Значит, он знал о времени убийства.

Здесь Погодин впервые посмотрел на меня с интересом и произнес:

– Во-от, первая разумная мысль. Отсюда и плясать надо было, да не нахрапом. А ты своей поспешностью все испортил. Тебя адвокат Шматинина теперь в десны расцелует.

Я еще ничего толком не успел осмыслить из сказанного, а Погодин продолжил:

– Запомни, Воронцов, два простых «никогда», если хочешь, чтобы из тебя что-то получилось. Первое: никогда не задавай наводящих вопросов. Второе: никогда не раскрывай перед злодеем своих козырей. Не запомнишь – твоя беда. Может, и будешь знать, кто преступник, да посадить не сможешь. А он будет знать, что ты дурак, и другим расскажет.

Вместо «дурак» Погодин произнес другое слово, которое я из скромности произносить стесняюсь.

В дополнение к моему позору дежурный выпустил Шматинина под утро, напутствовав такими словами: «Я, конечно, извиняться за то, что ты посидел в камере, не буду, благодари своего участкового. Забирай манатки и можешь быть свободен».

Отдыха после напряженных суток не получилось. Меня пытали свои коллеги и какие-то чины из горотдела, выворачивали память наизнанку: что я узнал про убийство, почему заподозрил Шматинина, что ему говорил? Сокрушались: ну как же так? И в конце концов вынесли вердикт, что я в милиции человек лишний. Что я помог преступнику больше, чем адвокат. Что от такой помощи, кроме вреда, ничего не происходит.

И они оказались правы. У Шматинина к тому времени, когда следователь прокуратуры созрел его допросить, нашлась куча свидетелей, что в день убийства, точнее в вечер и ночь, он был на авральной работе на заводе. Это может подтвердить вся бригада, потому что в авралах им без сварщика хана. Если бы Шматинин отсутствовал, это бы все заметили. И справка от начальства нашлась: да, работал от сих до сих безотлучно. Алиби, понимаете ли, и алиби неоспоримое.