Убей-городок

Александр Яковлевич спросил по-другому:

– И зачем ты меня вытащил?

Слово «зачем» не возбраняется заменить иным словом.

Я решил не мелочиться, а сказать правду:

– Александр Яковлевич, я знаю, что это Шматинин убил Коркину.

– Так зачем же хренью-то маялся? – не удержался Котиков. – И чего ты к нему лез с дурацкими вопросами?

– Нет, Александр Яковлевич, не с дурацкими, – покачал я головой. Посмотрев на Котикова, сказал: – Все мои вопросы строго по делу. Мне нужно было отрезать ему пути к отступлению. И я это сделал. А от вас требуется одно: чтобы вы, в случае допроса у следователя, подтвердили, что Шматинин заявил участковому, что авралов в последнее время на работе у них не было и в неурочное время его для проведения работ не вызывали. Вы ведь подтвердите?

– Так это само собой, – удивился Котиков. – Он же и на самом деле сказал: по ночам дома спал, никаких работ.

Значит, теперь Шматинину сложнее врать, что в ночь убийства его вытащили на работу. Мол, дома спал. Конечно, оставался еще один слабый момент – его жена, которая скажет все, что нужно Шматинину. Но я надеялся, что помимо разрушенного алиби преступника у меня будут еще доказательства, которые перевесят показания заинтересованного человека, а именно – его жены.

Вот теперь можно и по домам. Немного проводил Александра Яковлевича, а сам постоял в раздумье: не то в отделение идти, не то в общежитие. Нет, в отделение не пойду, делать там нечего. Но есть у меня другая идея. Вот ее-то и следует проверить.

Глава двадцать первая Поди найди тот ножичек

До родного общежития я все-таки сегодня дошел. Хорошо, что оно не студенческое, и хотя двери на ночь запирают, но если постучать, то вахтер, как бы она крепко ни спала, все равно проснется и обязательно откроет. И даже спрашивать не станет: где, мол, постоялец шлялся? Особенно если этот постоялец – милиционер. И дух маленько перевести нужно, и чаю попить. А может, даже и посплю.

Итак, что мы имеем в сухом остатке? Имеем мы подозреваемого гражданина Шматинина, имеем мы его слегка рассыпавшееся алиби (правда, по алиби нужно еще кое-что сделать), но не имеем мы самого главного – железобетонного доказательства, что Римму Коркину зарезал именно мой поднадзорный. Даже если допустить на миг, что опера его расколют и он напишет чистосердечное признание, коли дойдет дело до суда, то все пойдет прахом. Кто помешает во время процесса Шматинину сказать, что показания из него выбили? И судье ничего не останется, кроме как отправить дело на доследование в связи с недоказанностью вины подсудимого. А после таких судейских решений дело, как правило, тихонько спускалось на тормозах, приостанавливалось и попадало в разряд безнадежных «глухарей».

Нам такого не надо. Да и доказательство у нас есть, и я даже знаю, что оно лежит сейчас где-то в лачуге почившей в бозе рецидивистки. И почему же я так считаю? А потому, что в той жизни хибара Коркиной сгорела именно после того, как Шматинин побывал в милиции. Стояла эта лачуга сто лет, ничто ее не брало – ни революция, ни бандиты. А тут раз – и сгорела. Соседи решили спалить? Сомнительно. Значит, можно предположить, что там что-то было. Что было? Уж точно не килограмм героина (в семьдесят шестом о таком и не слышали!). Хотелось надеяться, что нож. Ну не может быть, чтобы в доме, пускай и таком непритязательном, как Римкин, не было ни одного ножа.

У Бурмагина, допускаю, ножей не нашлось, потому что мужик все пропил. А у Римки ножи водились. А если представить, что убийца Шматинин, будем исходить из того, что это он побоялся вынести нож. Все-таки Коркина кричала, и выйти из дома с ножом – великий риск. Таскать такую улику при себе – прямой путь в тюрьму.

А может, была еще какая причина, которую преступник посчитал в тот момент решающей? Кто знает? И Шматинин спрятал орудие преступления там, на месте. Может, даже и не очень хорошо спрятал. Просто в таком гадюшнике отыскать улики было проблематично. К тому же насколько хорошо их искали? Жара, вонь, следователь даже внутрь не вошел. Судмедэксперт – тот вообще не по этой части, а криминалист осмотрел поверхности, взял пальчики, вот и все. А «следы пальцев рук», изъятые хоть со стекла, хоть с посуды, ничего не дадут. Шматинин – он не дурак, тот факт, что он заглядывал в дом, скрывать не станет. Скажет: да, пару дней назад забегал, молочко принес. А что, нельзя? И ведь получается, если следовать этой версии, замысел убийцы сработал, мы ничего не нашли.

Значит, кому-то надо исправлять ранее допущенные ошибки. И сделать это придется мне, а для этого слегка нарушить закон. Причем в случае моего провала дело полетит в тартарары еще веселее, чем в прошлой жизни, а мне, вероятно, придется распрощаться со службой в милиции. И какая жизнь будет ожидать меня тогда? Но самое главное – Шматинин опять вывернется (опять? ведь ничего же еще не произошло!) и натворит много бед, о которых мне даже вспоминать не хочется.