Убей-городок

Так что Шматинина отпустили с богом. А мне было стыдно. Стыдно смотреть в глаза коллегам. Стыдно смотреть в глаза Шматинину.

Но я его все-таки посадил, правда, совсем за другое. Рыл землю, не спал, засылал двойные проверки, сам приходил и наконец-то застукал его на отсутствии дома. Можно было бы насобирать каких-то других нарушений, помельче, но суды как-то привыкли к тому, что отсутствие дома является самым убедительным доказательством нарушения административного надзора, и только в этом случае шли на обвинительный приговор. И он сел на год за нарушение надзора.

Лучше бы, конечно, «закрыть» его за убийство Коркиной. Двойная польза: и одной нет, и другого – уж если не навсегда, то хотя бы надолго. Может быть, не случилось бы еще одного худа. В виновности Шматинина я не сомневался. Не давало покоя отсутствие ножей в жилище Коркиной, а когда после неудачи с изобличением Шматинина избушка в одночасье сгорела, мои подозрения переросли в уверенность.

И вот теперь я снова шел к нему. Что же, я хотел совершить ошибку во второй раз? Даже получивший огромный опыт за четверть века службы? Конечно, нет. Я шел совершенно за другим. И я вовсе не собирался «колоть» Шматинина по делу Коркиной. Я же простой участковый, а не инспектор УГРО. Мое дело – поднадзорных проверять. Присутствует ли оный поднадзорный дома? А что он про вчерашнюю ночь скажет? Был ли дома-то? Если был, поверю на слово. И в этом случае мне нужен был гражданский свидетель. Вот для чего я прихватил с собой Александра Яковлевича, а не попросил составить компанию дядю Петю или того же Саньку.

В этот раз дверь мне открыл сам Шматинин. Посмотрев в полумрак лестничной площадки, спросил:

– Кто там пришел? А, Воронцов? Не спится тебе ночами? – Потом увидел второго человека. – Да ты не один. Ну, заходите.

Наступило время моего бенефиса. Улыбнувшись, сказал:

– А мы тут идем с Александром Яковлевичем, возвращаемся, понимаете ли, после работы, смотрим – а у тебя огонек горит. Подумали: а как не зайти на огонек? Нельзя к поднадзорному не зайти.

Я нагло врал. Никакого огонька не горело. Окна квартиры Шматининых, расположение которых я знал прекрасно, были темными. Ну, с чего-то начинать надо было.

Я поглядывал исподтишка на Шматинина: насторожился он или нет? Возможно. Вот только я всегда говорю, что лучшая школа актерского мастерства – это зона. Вот туда бы будущих артистов отправлять, чтобы учились и собой владеть, и невинную жертву изображать. Так и Шматинин. Лицо абсолютно ничего не выражало, глаза не бегали. Что ж, мне этого и не надо. А я вообще ведь чего пришел? Свою работу делать, а не за уголовным розыском хвосты зачищать.

Представляя это как сугубо формальную проверку административного надзора, я хозяйским жестом показал: мол, давай пройдем на кухню. На удивление, в квартире было достаточно чисто. Я сел за стол и начал заполнять акт проверки поднадзорного лица. Заполнил. Дал Шматинину расписаться.

– Ты тут, когда на отметку приходил, забыл график работы принести. Вроде как и в прошлый раз не приносил тоже. Ты что же это?

– Так а что график работы? – воззрился на меня Шматинин. – Работаем как обычно: пять дней рабочих, два выходных, если ничего не случится.

– А ничего не случилось? – поинтересовался я, переводя взгляд с бумажки на хозяина квартиры. – Или не так? А точно ничего не случилось?

– Когда?

– Ну так ты же сам говоришь, что график у тебя обычный, если ничего не случится. Так не случилось? График не нарушал? На работу, допустим, не вытаскивали ночью? Я тебе замечание влеплю, а потом выяснится, что тебя на работу дернули. Оно мне надо?

– Нет, так работал, как сказано, – пожал плечами Шматинин. – Пять дней рабочих с восьми до пяти, два выходных. Вон и жена может подтвердить. У меня как у всех: на работу, с работы – и домой, только в магазин заскочить и успеваешь. А ночью сплю.

– Так это у всех так, – философски хмыкнул я. – Вся наша жизнь между работой и сном.

– А то ты уж больно, начальник, прыткий: с восьми вечера чтобы дома быть. Хоть бы с девяти, что ли, или с десяти. А то и пивка не попить с мужиками.

Прозрачный намек на послабление ограничений надзора я проигнорировал. Вот не заметил совсем, и все тут.

– График ты все-таки принеси. Порядок такой. Да, и пусть кто-нибудь не ниже мастера подпись поставит и штемпель, чтобы все как положено. Вот на отметку придешь первого числа, так и принесешь. Договорились?

– Придираешься, начальник? – для порядку возбух Шматинин.

Я не повелся. Переспросил:

– Договорились?

– Договорились, – хмуро бросил Шматинин.

Показалось мне или нет, что на его лице промелькнуло облегчение? А может, он сейчас возьмет да и спросит: «Слышал от бабок у подъезда, что Римку убили. Убийцу-то уже нашли?» Нет, Шматинин на такой ерунде не проколется: любопытство не стоит проявлять.

Я закрыл планшетку, надел фуражку.

– Ну, тогда бывай здоров. Не обессудь, служба такая. Можешь дальше сны досматривать.

Мы с Котиковым вышли. На улице Александр Яковлевич вопросительно посмотрел на меня. В наше время это переводилось бы на язык слов примерно так: «Ну и что это было?»