Убеждение

Старов вызвал ученицу. Заданный урок был о Пушкине. Воспитанница ответила бойко.

— Заучено твердо, — отметил Ушинский. — Только вместо всех этих цветистых выражений я попросил бы самыми простыми словами передать содержание «Евгения Онегина».

Ученица замолчала. А Старов сказал:

— Видите ли, господин инспектор… У нас нет библиотеки.

— То есть вы хотите сказать, что ваши ученицы не читали «Евгения Онегина»? В таком случае я не понимаю смысла преподавания литературы. А вы обращались к администрации, чтобы она дала книги?

— Но забота о библиотеке не мое дело.

— Ах, так! Так, возможно, девицы не читали и «Мертвых душ» Гоголя? — Константин Дмитриевич вскочил, приблизился к скамейкам. — Вот вы, например, читали? А «Тараса Бульбу» знаете? А Лермонтова? Грибоедова? Как? Ни одна воспитанница не потрудилась прочесть ни одного классического произведения? Баснословно! — Ушинский вытер платком пот со лба и добавил вяло, обращаясь к Старову: — Продолжайте занятия.

Конечно, с этим учителем тоже придется расстаться.

Однако ученицы явно недовольны — сердито косятся. Такие взгляды Ушинский уже не раз ловил и в других классах, и в коридоре: очевидно, он кажется воспитанницам невыносимым придирой и злюкой.

Они окружили его на перемене, шумные, суетливые, прикрывая излишней крикливостью собственное смущение.

— Господин инспектор!

— Прошу не так официально. Называйте меня Константин Дмитриевич, да и все тут. Что хотели сказать?

Они подтолкнули худенькую черноволосую девушку, должно быть, наиболее храбрую.

— Вот вы недовольны господином Старовым, — начала она. — Но он же не виноват, что нам не дают книг. Зато он очень добрый. И еще — знаменитый поэт…

— Даже? — удивился Ушинский. — Ну, допустим, что он добрый. Этого, впрочем, недостаточно для преподавателя. Но — поэт? Да притом знаменитый? Какие же у него есть произведения? Назовите хоть одно.

— А вот послушайте! — Черноволосая звонким голосом и с пафосом, явно подражая своему любимому учителю, начала декламировать:

Как много песен погребальных
Еще ребенком я узнал…
Но никогда от дум печальных
Старов душой не унывал.

— Довольно, довольно, — засмеялся Ушинский. — Это же бог знает что такое. Он много лет читает литературу и мог бы понять — в этом стихотворении нет ни поэзии, ни мысли, ни чувства, ни образа. А он не стыдится показывать вам подобную замогильную чепуху! Нет, воля ваша, дорогие девочки, но он фразер и пустозвон. И вы по горюйте, я познакомлю вас с другими преподавателями, которые научат по-настоящему ценить искусство. Обо всем мы еще поговорим, а сейчас извините, работы гибель, прошу только — не сердитесь за мою резкость.

Его провожали уже не одними хмурыми взглядами исподлобья — появились и просветленные улыбки, кое-кому из воспитанниц понравилась прямота инспектора и откровенность его суждений.

Однако через какой-то час пришлось снова вспылить и возмутиться. Возвращаясь от младших, он услышал за дверью класса, в котором занимались «белые», истошный крик классной дамы:

— Запрещаю разговаривать с этой мерзкой тварью! Она позорит наше честное заведение! Молчать, паршивая овца, чума, зараза!

Дверь распахнулась, из нее вылетела бледная, худенькая девушка. Вслед за ней высунула голову та самая тщедушная старуха долгожительница, с которой у Константина Дмитриевича было столкновение.

— Обо всем доложу инспектрисе! — злобно выкрикнула классная дама вдогонку выбежавшей ученице. И исчезла.

Ушинский остановил воспитанницу и спросил, что произошло.

— О, господин инспектор, — проговорила она и заплакала. — Я написала домой письмо, попросила у отца немного денег, а мадмуазель Тюфяева прочитала его ответ и при всех меня оскорбила.

— Как прочитала? — удивился Ушинский. — Вы дали ей письмо отца?

— Да нет. Но мы переписываемся через классных дам, они проверяют каждое наше слово. Вот мадмуазель Тюфяева и вскрыла письмо…

— Это же безобразие! — воскликнул Константин Дмитриевич.

— Так и я сказала, а мадмуазель Тюфяева рассердилась.

— Хорошо, успокойтесь. Я договорю с начальницей.

— Благодарю, господин инспектор! — Глаза воспитанницы повеселели. — Вы — божественный! — выпалила вдруг она и убежала.

Константин Дмитриевич только дожал плечами.

А когда готовясь покинута здание института, прошел на площадку, где находился преподавательский гардероб, навстречу ему опять попалась эта воспитанница. Она сделала реверанс и прошмыгнула мимо. Беря в руки шляпу, Константин Дмитриевич вдруг ощутил резкий запах дешевых духов. Что такое? Он присмотрелся: его шляпа была щедро полита духами. И вое понял: он сделался предметом обожания.