Убеждение

Иначе говоря, от Ушинского потребовали, чтобы он выражал правительственную точку зрения, вступая в полемику с прогрессивными журналами России при обсуждении острых общественных вопросов.

А шли бурные годы середины XIX века — шестидесятый и шестьдесят первый! Предреформенное брожение в России. Подготовка преобразований в русском обществе, связанных с отменой крепостного права. Неумолчный звон герценовского «Колокола» в Европе. Скорбный и гневный голос Некрасова над просторами могучей и нищей, бессильной Руси. Смелые обличения всех язв темного царства самодержавия Чернышевским и Добролюбовым, подхватившим в «Современнике» знамя революционного пафоса неистового Виссариона!

В 1861 году по Петербургу подпольно распространялась небольшая книжица: «Думы К. Ф. Рылеева». Ее издал в Лондоне Огарев. Он включил в нее многие произведения Рылеева — «К временщику», «Свободы гордой вдохновенье», «Гражданин» и другие. И предпослал рылеевским стихам свое стихотворение о декабристе-поэте.

Константин Дмитриевич через друзей раздобыл эту книжицу на короткий срок. Уединившись в своем кабинете, он тщательно выписал мелким угловатым почерком в заветную тетрадку все рылеевские произведения. Вспоминал ли он при этом полудетские волнующие разговоры с гимназическими друзьями о храбрецах с Сенатской площади? Возрождались ли в нем юношеские мечты о подвиге, которому еще не приспело время? Или хотел вслед за Огаревым пламенно провозгласить свою верность памяти казненного героя?

Но образ смерти благородный
Не смоет грозная вода,
И будет подвиг твой свободный
Святыней в памяти народной
На все грядущие года.

С волнением читал и перечитывал Константин Дмитриевич эти огаревские строчки. И разве мог он, бережно храня тетрадку с рылеевскими стихами, принять министерское предложение: бороться на страницах журнала с антиправительственными настроениями?

Конечно, нет! Он наотрез отказался это сделать.

Ушинский понимал, что отказ его незамедлительно повлечет за собой запрещение быть ему в дальнейшем редактором. Поэтому он попытался еще объяснить свою позицию, «вразумить» министерских деятелей, доказывая, что нельзя бесчестным путем вести журнальное дело: «Если бы мы стали обличать вредные тенденции в тех пли иных журналах, то есть другими словами… печатать доносы на писателей, журналы и цензоров, то мало бы выиграли этим в уважении публики», — писал он в официальной записке и добавлял: «Журнал выдержит свой характер, имея в виду одно благо народа, его истинное нравственное и умственное образование, и общество, наконец, обратится к нему с доверием».

Но уже ничего не помогло. На записку Ушинского была наложена резолюция: «…по приказанию министра… журнал министерства народного просвещения с 1862 года должен издаваться на прежних основаниях».

Так оборвалась еще одна попытка Ушинского «рассеивать идеи». В Ярославле он был вынужден уйти из газеты, выпустив одиннадцать номеров, сейчас подписал восемнадцать ежемесячных журнальных выпусков. Как и тогда, он мог бы сказать сейчас, что опять пришелся не ко двору…

Каждый четверг он собирал у себя в квартире друзей-педагогов. Они охотно сходились к нему сюда, в небольшой серенький флигелек на территории Смольного монастыря. За чашкой чая говорили о литературе, о делах «смолянских», обсуждали педагогические статьи. И радовались тому, как менялся нравственный облик воспитанниц, особенно в старшем классе. У девушек пробудилась тяга к знаниям, к чтению книг — они читали теперь даже ночами, при свечах, таясь от классных дам. Живой интерес к общественным проблемам заставлял учениц делиться волнующими вопросами с учителями и после занятий, сопровождая наставников в коридорах или в саду.

— Боже! — восклицали классные дамы, — они называют друг друга по именам!

От страха перед новшествами в институте замирали те, кто не понимал, что Россия находится на рубеже государственных реформ. Константин Дмитриевич и его друзья жили надеждой на то, что эти реформы перевернут затхлый мир не только общества благородных девиц, но и всей Российской империи. Со дня на день ожидался манифест об отмене крепостного права. Готовился он долго, разрабатывала его специальная комиссия — одним из членов ее был князь Черкасский, с которым Ушинский учился в университете. Но царь долго не решался обнародовать манифест, предчувствуя, что крестьяне, обманутые в своих ожиданиях — «освобожденные» без земли! — ответят волнениями. Так оно и случилось.

5 марта 1861 года, в последний день масленицы, русское правительство все же отважилось огласить «Положение» об отмене крепостного права. Ушинский встретил его с надеждой на то, что эта мера поможет народу улучшить жизнь. Сразу после оглашения манифеста и молебна в институте Константин Дмитриевич собрал старших воспитанниц и произнес перед ними горячую речь, убеждая, как важно особенно теперь отдавать все силы просвещению народа.