Убежища (СИ)

Она раздула щеки, стиснула челюсти и, взмахнув колючим хвостом, широко зевнула. Из пасти вылетел целый рой мух, плотный, круглый, размерами чуть побольше пушечного ядра. Мухи, вырвавшись, оттолкнули Бенедикта и жадно обсели гипсовый труп. Гипс, самое мерзкое, так и остался гипсом, но мухи пожирали его, спаривались, откладывали яйца, взмывали вверх и исчезали навсегда. Его пожирали, а гипс не изменялся. Из яиц вылупились черви - а их может породить только плоть, когда-то жившая - и оказалось, что жрут они внутри гипсовой скорлупы. Черви окукливались, порождая мух, а те снова жрали, спаривались, взлетали и пропадали. Одни дикари верят тому, что души умерших составляют на небеса птицы-падальщики; говорят, что очень культурные наши современники где-то на запад от Китая хоронят своих умерших в желудках стервятников. Другие дикари уверяют, что души уносятся рыбами на дно очень большой мутной реки, и лишь единицы способны вернуться оттуда обратно. Но никто не верит, что так могут помочь покойнику самые обыкновенные мухи - а зря. Вот, мушиные желудки и крылья переправляют гипсовую плотскую мертвую душу прямо на небеса.

Вот тут-то заледеневшие ноги Бенедикта и наткнулись на каменистое дно под почвою. Кое-как он вытянул стопы на поверхность, отвернулся от навязчивой жабы и свободно ушел. Что бы там ни было, видеть сон об одном себе в таких обстоятельствах подло, а нужен он для того, чтобы вовремя вмешаться и защитить. Он тут же проснулся и широко открыл глаза в темноте. Его разбудили не сотни звучащих шагов - это студенты возвратились из собора - а тот момент, когда никаких шагов уже не осталось. Но сон был таков, что Бенедикт после него уже не был живым - гипсовая плоть так и не растворялась в потоке его ума, а вот идеи и люди всплывали и исчезали пред ним, как дождевые пузыри в текущей взбаламученной реке.

***

В коридоре было серенько; раскрыв дверь, Бенедикт словно бы провалился в некий новый мир. Который час? Все вернулись из собора, только это и было ясно. Видимо, приближался грозовой шквал. Вихри, пока не очень высоко, таскали за собою пыль и мелкие отбросы. Небо, и это пугало, окрасилось в рыжеватый землистый цвет; казалось, что где-то оно провисает, а местами, наоборот, вспухло. Свет пробивался к земле обрывками, словно бы сквозь разбавленную грязь. Бенедикт знал, что механизм-университет работает все так же: грушевидный Людвиг, как всегда по воскресеньям, наблюдает в соборе горожан; значит, можно было присесть на его скамеечку и обозревать двор оттуда. Людвиг, дряблая груша, должен был задержаться - потому что его начальник очень стыдится одержимости бесами и хочет, чтобы их никто не слышал, чтоб его с ними не застали. И Бенедикту не следовало бы снова болтаться туда-сюда. Но не успел Бенедикт обернуться туда, как пришел настоящий шквал, и створка ворот противно заскрипела.

Значит, стремительно похолодело его сердце, Игнатий так и не вернулся!

Тогда Бенедикт направился к воротам и крепко закрыл эту створку. А что же дальше? В тех дворах, куда убежал Игнатий, его не найти. Если пойти к Оврагу Висельников? Это так же глупо, как искать потерянную мелочь под фонарем, а не в темноте, где ты и выронил кошелек. Который час?

Сколько времени прошло? Мгновения или минуты, но шквал утих, так и не разразившись грозой, впустую. Сквозь фигурную решетку ворот Бенедикт увидел, как четверо в одежде охранников несут кого-то на одеяле. Месяца не проходило без того, чтобы так не принесли какого-нибудь скандально пьяного студента или даже преподавателя. Но сейчас было слишком рано для такого, а человек слева от стражников не мог быть никем иным, кроме Гауптманна, зятя палача. Тогда Бенедикт поторопился снова открыть ворота.

Чуть позже возвратился и Людвиг в сопровождении молодого Месснера. Ни один участник действа их так и не заметил. Осознав это, старик обратился к ученику:

- Посмотри-ка, Антон, они движутся совсем как шахматные фигуры...

- Да?

- Смотри. Они как бы создают пустоты и потом вклиниваются в них!

Людвиг тут же уселся на лавочку посмотреть, во что превратится этот странный танец. Чуть погодя рядом с ним присел и растерявшийся Антон.

Бенедикт раскрыл ворота и отскочил. Гауптманн повернулся лицом к стражникам и, пятясь, как Крысолов, повел их к каморке сторожа. Бенедикт опередил его, проверил замок и как-то смог сорвать его вместе со щеколдой - видимо, старая дверь рассохлась давным-давно. Дверь он распахнул настежь; внутрь проник зять палача, а за ним, сжимаясь, сколько возможно, стражники внесли хозяина. Последним вошел Бенедикт и захлопнул дверь. Пока Гауптманн знаками объяснял, как и куда укладывать пострадавшего, ректор тянул время и возился со свечами, но зажечь их недолго...