Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

– Таких людей осталось немного. – Он отвернулся и стал рассматривать сад Фокс-Хауса. – Что ж, попасть отсюда в цель было нетрудно. – Он заметил кресло под деревом, потом дорожку и приступку, которой она заканчивалась.

– Если пригнуться, от приступки ничего не видать, – подсказал сержант.

– Действительно. Что там дальше, за лесом?

– Роща Хасуэлла. Тропинка вьется вокруг нее. Раньше от выгона до самого луга викария рос лес. Отсюда не разглядеть, это за участком Фокс-Хауса. Прошло уже, конечно, много лет, но, говорят, старые деревья остались с той поры. Поневоле задумаешься, верно?

Старший инспектор задумался, но не уточнил, о старом лесе или о чем-то другом. Несколько минут он молча смотрел по сторонам, а потом коротко бросил: «Идемте!» – и спустился на дорожку. Массивная сводчатая дверь Фокс-Хауса была по-деревенски распахнута, так что можно было разглядеть холл и резную лестницу за ним. Пол холла из черного дуба был устлан двумя персидскими коврами. Под окном напротив входной двери стоял старый сундук, посередине – перекошенный колченогий столик, вдоль стен – стулья эпохи короля Якова I с высокими спинками. Несколько охотничьих картинок завершали интерьер, больше свидетельствовавший о некоей отошедшей эпохе, чем о личности владельца.

– Уорренби пополнял интерьер небрежно, тем, что попадалось на глаза, – произнес сержант. – Правда, в Лондоне был человек, который ему подсказывал.

У двери висел железный колокольчик. Сержант не удержался и дернул его. Эффект был мгновенным и неожиданным. Раздался истошный лай, и из полуприкрытой двери слева выскочили две мелкие, зато решительные защитницы рыжевато-коричневой масти. Одна стала грозно наскакивать на пришельцев, другая, при более пристальном рассмотрении оказавшаяся кобелем преклонных лет, довольствовалась тем, что осталась стоять, хрипло погавкивая.

– Фу, ребятки! – послышался женский голос. – Как не стыдно? Назад, к мамочке!

– Миссис Миджхолм, – прошептал сержант.

Его взгляд, обращенный на Хемингуэя, был полон значимости, но объяснить охвативший его ужас он не успел: из гостиной выплыла миссис Миджхолм.

– О, полиция! – воскликнула она. – В воскресенье! Удивительно!

– Добрый день, мадам. Знакомьтесь: старший инспектор Скотленд-Ярда Хемингуэй, инспектор Харботтл. Они хотят увидеть мисс Уорренби.

– Скотленд-Ярд! – произнесла миссис Миджхолм, как выплюнула, явно не видя существенной разницы между этим учреждением и гестапо. – Бедное дитя!

– Совершенно верно, мадам, – примирительно промолвил Хемингуэй. – Собственно, мне нужно только заглянуть в бумаги и задать пару вопросов. Не беспокойтесь, я не стану ее огорчать!

– Что ж, – вздохнула миссис Миджхолм, – если без этого не обойтись, то я буду настаивать на своем присутствии. Она осталась одна в целом свете, перенеся страшное потрясение. Я отказываюсь ее бросать!

– Уверен, это делает вам честь. Не возражаю. – Хемингуэй нагнулся, чтобы погладить пожилого пекинеса, нюхавшего его ботинок. – Ты такой красавчик!

Пекинес сердито взглянул на него и зарычал. Однако Хемингуэй знал на собачьей спинке местечко, почесывание которого приносит наибольшее удовольствие, поэтому песик прекратил рычать и даже помахал распушенным хвостом. Это растопило суровое сердце миссис Миджхолм.

– Вы ему понравились! – вскричала она. – Улисс! Обычно он не терпит прикосновения чужих. Значит, такие полицейские тебе по сердцу, мой бесценный? Фу, Унтиди! Не позволяйте ей приставать!

Собачка более юных лет, вдохновленная дедушкиным примером, перешла от лая к восторженным приветствиям, обращенным к старшему инспектору. Сержант Карсторн возмущенно засопел, но поведение старшего инспектора не позволяло предположить, что он приехал в Торнден с какой-либо иной целью помимо восхищения пекинесами миссис Миджхолм. Не прошло и нескольких минут, как Хемингуэй и миссис Миджхолм подружились. Он уже сумел бы успешно сдать экзамен по предмету «достоинства Улисса, количество выигранных им призов и поголовье зачатых им призеров выставок». На волне благосклонности Хемингуэй был наконец допущен в гостиную. Там в кресле с подголовником сидела, сложив руки на коленях, Мэвис Уорренби. Не принадлежа к тем, кто считает свой гардероб неполным без как минимум одного черного платья, она не смогла одеться должным траурным образом. Компромисс представлял собой серое платье, которое совершенно ей не шло. При появлении полиции Мэвис встала и, бросив на миссис Миджхолм взгляд преданного спаниеля, выдавила:

– Что такое?

– Не надо волноваться, моя дорогая! – подбодрила миссис Миджхолм. – Два детектива из Скотленд-Ярда, только и всего. Очень обходительные. Но я побуду с тобой.

– Как я вам благодарна! Простите, я такая глупенькая! – заговорила Мэвис, покосившись на Хемингуэя. – Наверное, это потому, что на меня слишком много навалилось. Конечно, я знала, что без вопросов не обойдется, и сделаю все, чтобы вам помочь. Это мой долг.