Убийственное лето

«Gold for men»[62]. Внезапно я вспомнила, вот чем он пахнет. «Gold for men». Этот одеколон продавался в аптеке у Филиппа. Был один португалец, Рио, он им обрызгивал лицо и шею. Два года назад я была влюблена в него по уши. Он целовал меня в губы, я стояла, прислонившись к дереву, он задрал мне юбку, чтобы погладить ноги, но я ее опустила, вот и все. Перед танцами он брился прямо в лесу – достал флакон из золотой картонной коробки и попрыскался холодным одеколоном. «Gold for men». Между нами никогда ничего не было, только это – он целовал меня, когда я стояла, прислонившись к дереву, чтобы прихвастнуть перед приятелями, с которыми они строили летние домики на самом верху перевала. Я говорю:

– Вернемся в Динь, и я сниму студию.

Лебалек останавливается на обочине, на выгоревшей траве. Мимо на полной скорости проносятся машины. Он берет меня за плечи и пристально смотрит. Я вижу в его зрачках, где-то очень глубоко, свое отражение. Я порывисто дышу, изображая одновременно страх и желание, всю эту фигню. А потом – свершилось! Он целует меня в губы, шарит своим вонючим языком у меня во рту, и тогда возвращается Эль, она здесь, ей то ли семь, то ли двенадцать, то ли четырнадцать, она смотрит на меня с любовью, она знает, что я никогда ничего не забуду и убью обоих, как я ей обещала.

Мы едем в ближайшее придорожное кафе, и я звоню Туре. Его нет на месте. Отвечает Сюзи. Я напоминаю ей, кто я такая, говорю, что хочу снять студию и подъеду к семи часам подписать бумаги. Лебалек стоит рядом и взглядом одобряет каждое мое слово. Когда я вешаю трубку, он кладет руку мне на затылок. Я улыбаюсь ему с видом храброго солдатика, выполнившего свой долг. Он тоже улыбается, кивая головой, и пьет вторую кружку пива у стойки, я не пью ничего. В какой-то момент я иду к двери, чтобы и он, и другие клиенты увидели на свету мое тело, просвечивающее сквозь платье, потом возвращаюсь. Я прижимаюсь головой к его плечу, пусть думает, что ему завидуют, раз у него такая девушка. Потом мы садимся в машину и едем в сторону Диня, тридцать один километр.

Он говорит по дороге:

– Знаешь, у меня, как и у всех, бывали приключения. Но я уже давно стал благоразумным отцом семейства. Только семья и работа. И то, что мне выпало, – просто невероятно.

У меня уже почти сорвалось с языка, что ему всего-навсего выпал мой зад под голубым платьем, но говорить грубости – не в моем стиле. Пусть декламирует свой катехизис, один и тот же у всех негодяев-мужиков, похоже, они все заучили его у одного и того же кюре. Меняются только имена благоверной и детишек. Когда мне сообщают, что святую величают Фернанда, а ангелочков Эстель и Юбер, я могу дальше уже не слушать. Я смотрю на дорогу, на деревья. Думаю о том, что буду есть вечером. В конце его дурацких излияний, а может быть, еще до них, говорю ему:

– Я понимаю. Ни вы, никто другой в этом не виноваты. Так случилось.

Он покровительственно обнимает меня за плечи и продолжает вести машину, прижимая к себе.

В Дине он высаживает меня на улочке – специально для притворщиков и ханжей. Она идет параллельно бульвару Гассенди, «в двух шагах от агентства». Он говорит:

– Мне нужно заскочить к себе, но я буду ждать тебя здесь через час.

Я говорю, посмотрев на часы:

– У меня будет не очень много времени.

Он отвечает:

– Я хочу увидеть тебя снова хотя бы на пару минут, до того как ты уедешь.

Он кладет руку мне на колено, и она медленно ползет вверх, приподнимая подол юбки. Я не двигаюсь и молчу. Он пристально, почти со страдальческим видом смотрит на продвижение своей руки, потом говорит сдавленным голосом:

– Я захотел тебя сразу же, как только увидел.

Я говорю, просто выдыхаю:

– Я знаю.

Он останавливается, наткнувшись на краешек белых трусиков. Проводит пальцами там, где у меня самая нежная кожа, потом опускает платье. Говорит:

– Иди быстрее. Я подожду.

Я выхожу, иду по улочке, выходящей к бульвару, и оказываюсь почти напротив агентства Туре. Когда я открываю стеклянную дверь, он сидит за металлическим столом. Вентилятор по-прежнему гоняет теплый воздух. Сюзи на месте нет. Я говорю:

– Добрый день, месье.

Он встает, очень возбужденный, и пожимает мне руку. Потом не выпускает ее по своей всегдашней привычке. Говорит:

– Я ждал вас.

Он в том же тонком шерстяном костюме, что и на прошлой неделе, с той же улыбкой злого Серого Волка. Он объясняет, не сводя глаз с моего декольте, что пойдет мне навстречу. Обычно вместе с платой вперед за первый месяц проживания удерживается также залог, равный месячной аренде, которая не возвращается, если обнаружится порча недвижимости или имущества. Но он не будет требовать с меня этого залога.

– Нет, нет, моя милочка.

Я благодарю и говорю, что это очень любезно с его стороны.