Я ничего не ела днем, и меня рвет одной жидкостью. Я вытираю раковину, стаскиваю платье и мою лицо холодной водой. Вытираюсь носовым платком, причесываюсь, крашу губы. На левой руке отвалились два накладных ногтя. Наверное, когда при падении пыталась зацепиться за стойку. Трясу платье и пытаюсь оттереть с него мокрым носовым платком не поддающиеся пятна.
Когда я выхожу, Туре сидит в том же кресле, что и на прошлой неделе. Он говорит:
– Ну как, вам теперь лучше? Правда?
Мне удается улыбнуться. Он говорит:
– Действительно, совершенно безумное лето. Кажется, уже сбились со счета, сколько народу умирает от солнечных ударов.
Я сажусь на краешек кровати. Она широкая, двуспальная и покрыта красным плюшевым покрывалом. Сейчас она сложена, как диван из больших подушек. Я чувствую, что мокрое платье прилипает к бедрам.
Я оглядываюсь по сторонам, и Туре говорит, поднявшись, чтобы потушить сигарету:
– Не буду докучать вам описью имущества. Всегда уладим, если у вас разобьется что-то из посуды. Договорились?
Мне наплевать, я вообще плохо понимаю, что он имеет в виду. Говорю:
– Я заплачу вам за первый месяц.
Он отвечает, по-прежнему не садясь:
– Как вам угодно. Но это не горит.
Я открываю сумку, вынимаю купюру Коньяты в пятьсот франков и три сотни, которые дала мать. Говорю:
– Правильно?
Он повторяет, что это не горит, что он должен дать мне квитанцию, а у него с собой ее нет. Я говорю:
– Как неудачно! А я надеялась получить ключи сегодня вечером.
Он отвечает:
– Ключи-то я могу вам дать.
Пока я была в туалете, он открыл окно. Издалека доносятся звуки уличного оркестра и шум перебранки: какая-то женщина кричит на мужа. Он закрывает окно со словами:
– Во всяком случае, в доме прохладнее, чем снаружи.
По его голосу чувствую, что наступил неприятный момент. Встаю и отхожу от постели. Проходит вечность, потом он спрашивает:
– Вы назначили здесь свидание сегодня вечером?
Я, не глядя, киваю.
– Другу?
Я слегка повожу плечом и не отвечаю. Он говорит:
– Не хочу выглядеть нескромным. Это совершенно нормально.
Когда я смотрю на него, он потирает подбородок тыльной стороной руки. Я улыбаюсь смущенно, как умею, и говорю:
– Это не то, что вы подумали.
Мы стоим друг против друга, как два придурка. Я беру сумку с кровати и говорю:
– Мне нужно идти, у меня до этого еще одна встреча.
Я знаю, что сейчас он схватит меня за руку и попробует поцеловать, короче, устроит весь этот балаган. Но на каблуках всего четыре сантиметра я почти одного с ним роста, к тому же здесь нет двух других мерзавцев, чтобы держать меня. Он ничего не делает. Только вздыхает. Я медленно иду к двери с сумкой в руке. Он говорит:
– Погодите! Мне нужно кое-что у вас спросить.
Я поворачиваюсь и вижу, что он закуривает еще одну сигарету. Он спрашивает, была ли я до приезда в Динь знакома с его шурином Жаном Лебалеком. Отрицательно мотаю головой:
– Мне нужны книжные полки, и мне посоветовали обратиться к нему.
Он говорит:
– Он звонил, хотел узнать ваш адрес.
Говорю, что знаю.
Он хочет задать еще вопрос, но в результате только смотрит сперва на меня, а потом на ковер.
Затем бросает мне совершенно другим тоном:
– Не рассердитесь, если я скажу, что мне редко встречались такие красивые девушки, как вы?
Я смеюсь:
– Такое всегда приятно слышать.
Смотрим друг на друга до скончания века, я – широко раскрытыми глазами, как я умею. Говорю:
– Надеюсь, что, когда мы увидимся в следующий раз, я не вырублюсь, как последняя идиотка.
Он тоже смеется, стоя против света. И отвечает:
– Ну что вы, в этом тоже, несмотря ни на что, был свой шарм.
Предполагаю, что он имеет в виду цвет моих трусиков или что-то в этом духе. Я повожу плечом с видом невинного агнца, заливаюсь краской, но Туре уже у меня в печенках.
На улице он предлагает подвезти меня. Я пожимаю ему руку и отказываюсь, у меня встреча совсем недалеко отсюда. В сумке лежат ключи от студии, я чувствую огромное облегчение, что мне удается улизнуть от него вот так, запросто, и теперь я наверняка буду выглядеть намного лучше.
Он говорит мне:
– Теперь вы выглядите намного лучше. Когда я увижу вас снова?
Невозможно высвободить руку, похоже, он взял ее в задаток. Я говорю:
– На следующей неделе. Я вам дам знать, когда приеду, и приглашаю вас на аперитив. У
Достаточно заглянуть мне в глаза, и уже можно предаваться грезам. Он говорит:
– Прекрасно.
А когда я выдергиваю руку, добавляет, будто умыкнул ее у меня совершенно случайно:
– Простите!
Я иду. Темнеет, и до меня долетают нестройные звуки праздничной музыки. Пинг-Понг предлагал, чтобы мы с его братьями поехали танцевать в город, но я сказала «нет», потому что терпеть не могу толкучку 14 июля. Я не выдержу, если придется весь вечер наблюдать, как обжимаются Бу-Бу и его Мари-Лор.
Лебалек ждет меня за рулем там, где и обещал. Я усаживаюсь рядом, понося на чем свет стоит его свояка:
– Такой приставучий! Не уйти было.
Потом добавляю:
– Вы на меня сердитесь? Честное слово, я просто с ума сходила. Так боялась, что вы меня не дождетесь. В довершение всего мне стало дурно из-за жары, а может, из-за волнения, сама не знаю.