Таким образом, нет ни одного документа Шатуновской кроме вышеприведенного текста из книги Кирилиной, который является источником о дате 6 декабря. Насколько мы можем установить, это —
5. Лено никогда не говорит нам, почему он считает «важным» то, что первый допрос Румянцева был 6 декабря. Вероятно, мы можем высказать догадку, что он подразумевает нечто, подобное следующему:
а) если бы существовала записка Шатуновской и
б) она действительно была датирована 6 декабря,
в) тогда это могло бы быть доказательством того, что Сталин и/или следователи НКВД придумали ленинградский и московский центры до того, как появились свидетельства, предполагавшие существование таких центров;
г) и это могло бы, в свою очередь, стать причиной подозревать, что Сталин и/или НКВД выдумали эти центры, а затем «написали сценарий» более поздних признаний о них с помощью пыток, угроз или какими-либо другими способами вынудили других подсудимых признать их существование.
Однако никакой такой записки не найдено, а тем более с датой 6 декабря. Этот факт лишает дату 6 декабря как дату первого допроса Румянцева всякой «значительности», которой Лено хотел бы наделить ее.
6. Сам Лено заявляет:
…приблизительно к 10 декабря Ежов в своей записной книжке уже набрасывал в общих чертах связи между двумя «центрами»
(Л 304).Мы можем допустить, что Лено действительно видел этот документ, поскольку он дает для справки архивный номер. Мы можем предположить, что он не может датировать его числом раньше «приблизительно 10 декабря». Тогда почему Лено тратит столько усилий на предполагаемую записку, упомянутую Шатуновской?
Полагаю, что следующий отрывок поясняет это:
Похоже, решение о структуре «ленинградский центр — московский центр» с Зиновьевым и Каменевым во главе всей организации было принято на собрании 8 декабря в кабинете Сталина в присутствии Ягоды, Агранова и Ежова или же днем-двумя ранее
(Л 304).В отличие от
Лено пишет:
К 9 декабря Сталин выбрал основу для дела о заговоре, которое он выстраивал против экс-оппозиционеров в Ленинграде и Москве. Конечными целями были Зиновьев и Каменев
(Л 304).Это заявление — еще один пример «подмены посылки желательным для себя выводом» Лено. Здесь он предполагает, что Сталин «выбирал структуру» и «выстраивал дело», в котором «конечными целями были Зиновьев и Каменев». Лено не приводит никаких свидетельств в подтверждение любого из этих утверждений или даты 9 декабря, а тем более еще более ранней даты. Это «допущение того, что нужно доказать», да еще какое!
11 декабря подсудимый Василий Звездов подтвердил, что знал о возрождении контрреволюционной организации зиновьевцев (Л 309). Звездов назвал членов в Москве, включая Зиновьева и Бакаева, и заявил:
Бывшие лидеры Зиновьевской оппозиции, которые были в Москве и были (также) тесно связаны с Ленинградом, надеялись втянуть в битву с партийным руководством нашу бывшую комсомольскую группу из прежних зиновьевцев.
Очевидно, поэтому Лено желает установить дату «приблизительно 10 декабря» или ранее для начала сфабрикованного Сталиным предполагаемого дела против оппозиционеров. Несомненно, Лено хотел бы убедить своих читателей, что Сталин и НКВД как-то принудили Звездова сделать этой заявление от 11 декабря. Однако все это неверно. Мы знаем, что
• 4 декабря Николаев уже опознал Шатского, Котолынова и Бардина как «троцкистов», которые повлияли на его решение убить Кирова (К 277, 281; Л 281–282);
• 5 декабря Николаев уже рассказал следователям: «Если бы мне самому было бы трудно убить Кирова, я бы привлек Бардина, Шатского и Котолынова, и они бы согласились сделать это» (Л 288–289);
• 6 декабря Николаев признался в заговоре, в который были вовлечены, по крайней мере Шатский и Котолынов, и подразумевались Румянцев и Юскин (Л 288);