— Все началось, когда я попросила у него помочь мне с кандидатской, мой руководитель, в сущности, ничего мне не давал. Моя работа посвящена эстетике. Тирош давно уже предлагал помочь, но мне было неудобно, и я его побаивалась. Он был у нас однажды, Идо не было дома, он сидел в кресле, откинувшись назад. — Она продемонстрировала его позу — как он закинул руки за голову, провел рукой по волосам, глянул на нее измученным взглядом. Затем она описала свою растерянность и страх перед Тирошем, рассказала, как дрожали ее руки, когда она готовила ему кофе, а он намекал, что отношения с женщинами выжали его, — она понимала, что он говорит о Рухаме. Затем он стал что-то цитировать об одиночестве.
В ушах Михаэля эхом отозвался умоляющий голос Рут.
Понимает ли он, спросила она, насколько льстило ей то, что Тирош выбрал именно ее, решил, что именно она та, «кто спасет его от одиночества».
— Глупо и бессмысленно спрашивать меня, не убила ли я мужа, — говорила Рут, — мы недавно поженились и были добрыми друзьями, пока он не уехал в Америку. Эта поездка испортила все, и тут Шауль появился на нашем горизонте. Перед тем Идо был в полном порядке, да и я тоже. Я никогда не витала в облаках. Однако не могла даже представить себе, когда звонила ему в пятницу, что могло бы произойти между нами, он просто действовал на меня магнетически, — говорила она все тем же умоляющим тоном, — я даже почувствовала облегчение, когда не застала его в ту пятницу, пять дней тому назад. Только пять дней. — Она зарыдала.
Михаэль, сидя в читальном зале, вспоминал, как Рут снова и снова спрашивали о том, что случилось с Идо в Америке, настойчивый вопрос Эли об этом.
— Не знаю, — отвечала она, — правда, не знаю.
Михаэль вспомнил и о куче кассет, которые он прослушал вместе с Эли, — семь кассет с записями бесед с отказниками, евреями — противниками советского режима, поэтами и другими творческими людьми, жившими в США.
Он вслушивался в голоса людей, читавших стихи для записи на магнитофон Идо. Михаэль представлял себе картину — молодой, внимательный парень, умное лицо которого он видел в фильме, затем вспомнил то же лицо на морском берегу в Эйлате — раздутое и мертвое.
Все кассеты были подписаны: место, дата, имя говорящего, время записи, — однако все это ничего не проясняло.
— Сколько кассет у него было? — спросил Эли у Рут, держа в руках две коробки.
— Не знаю, не считала, — слабым голосом ответила она.
— Здесь помещается восемь кассет, а мы нашли только семь, — настаивал Эли Бехер. Михаэль слушал допрос из соседней комнаты.
— Не знаю, — твердила Рут, — не знаю.
Михаэль снова подумал о том, что время, потраченное на поиски, пока никак не оправдалось.
Он со вздохом вернулся к стихам Тироша.
Когда библиотеку уже собирались закрывать, Михаэль почувствовал голод и вспомнил, что сегодня даже кофе не пил. Новый кафетерий вблизи библиотеки был закрыт, и Михаэль направился к своей машине на стоянку.
Стало свежее, но машина все еще была горячей. Он услышал голос по рации еще до того, как сунул ключ в замок. Диспетчер сказал, что Циля просила позвонить. Он вернулся в кампус, к телефону-автомату.
Голос Цили звучал испуганно:
— Я не смогла тебя найти, — жаловалась она, — ты вдруг исчез, а я здесь одна со всеми бумагами и кассетами, все ушли.
— Сейчас приеду, — сказал Михаэль успокаивающим тоном, глядя во тьму за стеклянной дверью. Он вернулся к машине, думая о газовых баллонах, об отравлении угарным газом, о том, что, возможно, Тирош убил Идо Додая.
Но почему? Штатный профессор, известный поэт, интеллигент, эстет не убивает просто так своего лучшего ученика только из-за того, что тот подверг критике его стихи на факультетском семинаре. Выступление Идо на семинаре никак не угрожало его статусу и должности. Идо действительно был способным исследователем, но ведь и Тирош тоже, мягко говоря, человек в литературе не последний. Было ли между ними столкновение, стычка? Или кто-то другой зарядил баллон смертоносным газом? И если Тирош заряжал баллон для отравления Идо, то кто же убил самого Тироша?
И откуда у этого гуманитария, поэта и так далее необходимые знания по химии? И где он достал угарный газ?
С этими мыслями Михаэль прибыл к стоянке на Русском подворье. Поставил машину, бросил взгляд на здание, на квадраты освещенных окон и размеренным шагом поднялся к себе в кабинет. В свете неоновых ламп Циля склонилась над бумагами, которые вытаскивала из того же полиэтиленового мешка, с которым работал Эли Бехер. Она посмотрела на него усталым и измученным взглядом.
— Иди отдыхать, иди домой, — сказал Михаэль мягко, — ни к чему тебе гробить себя.
Она с усилием приподнялась из кресла и посмотрела на него нерешительно.
— Иди же!
Она улыбнулась и вышла из кабинета.
В три часа ночи раздался звонок черного телефона, сорвавший его с места. Эли Бехер, задыхаясь, взволнованно проговорил:
— Я не мог дождаться, пока мы с Альфандери поднимемся к тебе, мы тут такое нашли!
— Что?! Что нашли?!
— Приходи, посмотришь! Мы внизу, возле зала заседаний, мы нашли сейф!