Убийство на улице Длинной или Первое дело Глюка

Нет, к Згуриди идти – только время терять. Квасницкого же найти в это время просто невозможно: то ли он в редакции (в одной из двух газет), то ли где-то в городе разыскивает интересный материал; если же дома – то пишет, и все равно не откроет. Ленчик, при всей своей легкомысленной вальяжности и любви к дурацким розыгрышам, к работе своей относился серьезно до чрезвычайности.

Но Квасницкий, как всегда, непредсказуемый, окликнул Глюка в тот самый момент, когда Феликс Францевич, решив не терять времени даром, направился в сторону вокзала.

— Эй, брат Холмс! Где ты так торопишься?

Толстый Квасницкий, в белом полотняном костюме, в белой панаме: курортник, да и только! – сидел под полосатым парусиновым тентом уличного кафе и пил лимонад.

— Привет, Ленчик! — сказал Глюк, согласился выпить стакан лимонаду, и пригласил Квасницкого поехать вместе с ним на шестую станцию, вкратце сообщив ужасные новости.

— Ц-ц-ц, что ты говоришь! — покачал головой Леня, — пожар! Цванцигер теперь получит страховку! Только мне это теперь не интересно.

— Как так? — опешил Глюк.

— А так. Писать я об этом не буду: полицмейстер мало того, что предупредил меня, он наябедничал еще и редактору… обоим главным редакторам обоих газет, и отстучал телеграмму на Кислые Воды моему папеньке. Папенька прислал ответную телеграмму на сто двадцать восемь слов… — Ленчик скривился. — Так что теперь от меня будут принимать исключительно бытоописательные эссеи… Или пойду в репортеры к Левицкому, буду питаться колбасой "собачья радость" и носить стукалки вместо штиблет…

Левицкий был хозяином и редактором газеты "Бульвар", а стукалками назывались деревянные сандалии.

— Ну, я думаю, на парусиновые туфли папаша тебе даст пару копеек, — сухо сказал Глюк.

Квасницкий кокетничал. Даже и бытоописательное эссе сумел бы он так сотворить, что куда там! Сплошная политика и чернение властей!

Но Квасницкого требовалось сейчас уговаривать, умасливать, дабы мог он поломаться, словно примадонна оперного театра, а потом уж, так и быть, снизойти.

Или не снизойти.

А Феликс Францевич был зол, и уламывать Квасницкого не стал.

Так что на Фонтан пришлось Глюку ехать одному. Должно быть, ему действительно было больше всех надо.

——————————

* так называли, воспитательниц детских садов, созданных по методике немецкого педагога Ф. Фрёбеля

Разговор 6

— Нет, но вы слышали новость? — спрашивал немолодой еврей в лапсердаке, с пейсами, свисающими грязными спиральками из-под широких полей шляпы, у толстой еврейки в съехавшем набок парике, с кошелкой, из которой высовывалась голова живой гуски. — Финкель сгорел на евойной даче, и вместе со всей своей семействой, и не помогли ему все евойные мильены!

Еврейка округляла глаза, цокала языком, обмахиваясь при этом краем передника и отдуваясь.

— Ой, да что вы такое говорите! — встряла круглолицая хорошенькая женщина, одетая опрятно и с некоторым кокетством. — И не Финкель вовсе, и не с семействой, дачники какие-то сгорели, и на шестой, а Финкель на шестнадцатой станции дачу имеет!

Еврейка, повернувшись всем телом к молодой женщине, округлила глаза и зацокала языком.

— Нет, но мне Мордка Рафалович точно говорил, что Финкель! — заспорил старый еврей, и пейсы его грозно покачнулись. — А ён имеет знать, бо евойная сестра Ривка у Финкеля в кухарках!

— Ой, вы мне будете сказать, когда я живу через дорогу за шестой! — фыркнула молодая и хорошенькая. — Я-то спала, а соседка бегала смотреть пожар. Немецкая дача какая-то горела, а только хозяева там не жили, а дачники снимали, вот они-то и пострадали, четыре тела карета увезла; может, еще выживут…

Глава 6

Феликс Францевич слушал этот разговор, внутренне содрогаясь – от неизвестности, и от ожидания дурных известий.

Ехал он на Фонтан в третьеклассном вагоне дачного поезда. Расследование преступления требует средств, каковых, если вы помните, у Глюка не было, так что даже и выбирать между поездом и извозчиком не пришлось: только поезд, и только третий класс.

Пожар, случившийся на другой день после убийства скорее всего не был случайностью: вот и причина преступления! Злоумышленники (ясно, что их было не менее двух) сговаривались на предмет поджога, гувернантка услышала, и ее… устранили. Но поджог – кому, зачем понадобилось поджигать дачу, это же не банковская контора, чтобы устройством пожара спрятать концы в воду перед надвигающейся ревизией? Ради страховки? Но почему тогда сейчас, когда на даче полно людей – почему не две недели назад? Не осенью, когда дача опустеет?