Убийство на улице Длинной или Первое дело Глюка

— Да нет, до утра до нынешнего задержали; а во флигеле мальчики, пасынки Новиковой попросились ночевать, ну и сгорели. Полыхнуло за полночь, пока тревогу подняли, пока пожарные прискакали… Одного вытащили, еще дышал, а другой… — околоточный надзиратель махнул рукой. — Его высокоблагородие полицмейстер из города прислали опытных людей, а меня к ним вроде бы приставили обучаться. Соображение есть, что неспроста флигель сгорел, и с убийством мамзельки дело связано; что она могла услышать кого-то, кто о поджоге сговаривался. Ну, а те, кто прежде были задержаны – те теперь не в подозрении. А вы как, Феликс Францевич, думаете?

В глазах околоточного полыхнула надежда. Феликс Францевич недобрым словом (про себя, разумеется) помянул Квасницкого с его нелепой сплетней о следовательском таланте Глюка. Слава Глюка, ничем не заслуженная, дошла и сюда, в пригороды, и зажгла теперь надежду в глазах Заславского. Ждал околоточный надзиратель от Глюка чуда: вот сейчас засучит Феликс Францевич рукава, вытащит из-за пазухи… Кого, убийцу?

Феликс Францевич пожал плечами:

— Я пока что ничего не думаю. Я еще практически ничего не знаю.

— А пойдемте, я вам покажу – хоть и что там смотреть? Выгорело все, — пригласил Глюка околоточный надзиратель. — Эти-то меня попросили им не мешать. Говорят, путаюсь у них под ногами без толку. И как тут обучишься? — Константин Аркадьевич снова вытащил свой засаленный уже порядком платок и вытер лоб. — И за каким дьяволом меня понесло служить в полицию?! — вопросил он риторически.

Они обогнули дом.

Да, картина, что предстала перед взором Глюка, была ужасающей.

На месте флигеля громоздились обугленные бревна и доски, обуглились и стволы деревьев, росших возле флигеля, а стена из ракушняка, отгораживающая дачный участок от Короткого переулка, покрыта была копотью и сажей. Розарий, предмет гордости и Людвиги Карловны, и садовника Семена, погублен был полностью – часть кустов выгорела, а остальные попали под колеса пожарной машины. Семен бродил между розовых кустов, что-то подрезал, что-то подвязывал; завидев околоточного с Глюком, он остановился, выпрямился, спросил:

— Вы, господин околоточный надзиратель, моего мальца не видели? Или его тоже в участок свезли, допрашивать?

— А я тебя хотел спросить, — сказал Константин Аркадьевич. — Его искали, чтобы допросить, но найти не смогли.

И – уже Глюку:

— На даче никого не осталось, кроме полиции и Семена. Младших девочек управитель в город увез, там же и с приживалкой еще несчастие; а старших дочек и прислугу повезли в полицейское управление. Михал Дмитрич самолично расследуют! Эти, из города которые, обыск делают, даже смену белья никому взять покамест не разрешили.

— А Елизавета Александровна?

— А!.. — махнул рукой Заславский, рассеянно наблюдая за Семеном, вернувшимся к своему занятию. — С Новиковой истерика случившись, в город на той же карете увезли, что и мальчиков. Говорят, может рассудка лишиться.

— Но почему, — начал было Глюк, заметил, что Семен прислушивается к их разговору, и повел околоточного дальше, за дом, — почему мальчики погибли? Неужели так крепко спали, что не почувствовали запах гари, и угорели?

— Да нет, не спали: крики слышны были, да ведь на окнах – решетки, не выпрыгнешь, а дверь полыхала вся, и что-то с ней, с дверью, неясное. Замок от флигеля всегда на гвоздике висел, рядом с дверью, если внутри кто-то был, и с ключом, чтобы не потерялся, вставленным. Замок нашли, запертый, а ключ пока что нет. Может, под бревнами, в золе, после и найдут. Но есть подозрение, что кто-то флигель запер на замок, после на дверь плеснул керосином – дверь-то дощатая была – и поджег. Бутыль из-под керосину нашли, брошенную – вот, кстати, здесь, под яблоней.

Незаметно они дошли уже почти до беседки, в которой вчера томная помещица принимала Квасницкого и Глюка.

— Значит, все-таки поджог, — сказал Глюк задумчиво. — И с целью убийства мальчиков.

— То-то и оно, — согласился околоточный надзиратель. — Эти, из города, между собой говорили, что, пожалуй, Новикова и есть злодей, мальчики же ей не родные, пасынки.

— Похоже, что так, — сказал Глюк. И предложил: — Не присесть ли нам, Константин Аркадьич?

— И то, я уж уморился, с ночи на ногах… — сказал околоточный надзиратель.

Они поднялись по ступенькам в беседку (вы помните, беседка стояла на возвышении!) и уселись на скамейку.

Пруд, вчера представший перед Глюком лужей, затянутой тиной, сегодня выглядел кляксой грязи в зеленых берегах.

— А что с прудом случилось? Болото какое-то, а не пруд? — спросил Глюк.

— Так пожар же тушили, пожарники сюда, к пруду свою кишку и протянули, вот воды и убыло. Цванцигершу… То есть Людвигу Карловну удар хватит, когда она увидит, что с ее садом сделалось. Сдавай вот так дачникам, даже и за двести рубликов, да-с!

— Кстати, об ударах, — сказал Глюк. Он никак не мог приступить к делу, которое имел к околоточному, и этот поворот разговора показался ему подходящим. — Вы знаете, Константин Аркадьевич, что я лицо, как говорится, стороннее, частное, и к полицейскому расследованию касательства не имеющее…