Перекрестный допрос запутал всех в итоге еще больше. Прокурор Грин спросил, придерживается ли все еще свидетель своего убеждения, что вменяемость обвиняемого была ограничена во время всех шести убийств. Маккейт не хотел использовать подобные формулировки, так что судья велел прокурору задать вопрос снова. Маккейт ответил, что обвиняемый страдал от психического расстройства, которое серьезно влияло на его мышление. Мистер Грин задал свой вопрос в третий раз.
– Надеюсь, так понятнее, – сказал он. – Вы сами как полагаете, ограничена у него была вменяемость или нет?
– Я не могу на это ответить как свидетель-эксперт, – отозвался доктор Маккейт. – На это может ответить только суд.
– Я настаиваю, доктор, – продолжал прокурор.
Его поддержал судья, сказав свидетелю:
– Вы же эксперт. Почему вы не можете ответить?
Доктор Маккейт продолжал повторять, что он не может сказать, была ли ограничена вменяемость подсудимого, поскольку это юридический термин, который должен определить суд на основе психиатрической экспертизы о психической ненормальности обвиняемого.
– Останется ли ваш ответ прежним по вопросу всех шести убийств? – спросил судья Крум-Джонсон.
– Да.
– Другими словами, вы отказываетесь отвечать?
– Да.
Начав свои показания с утверждения об ограниченной вменяемости обвиняемого, доктор Маккейт в итоге вынужден был отступить и, по сути, признаться, что он не может судить об этом, поскольку это не в его компетенции. Юристы и психиатры явно говорили на разных языках.
Доктор Патрик Голлвей был вторым свидетелем защиты. Он начал речь с заявления, что обвиняемый страдал остановившимся развитием личности (хотя и не в плане интеллекта), что значительно влияет на его ответственность за свои действия.
Источником проблем Нильсена служило особое заболевание, которое доктор Голлвей специально изучил. У него имелось непроизносимое название: «пограничная ложная личность, или псевдонормальное нарциссическое расстройство личности», – но доктор Голлвей, помня о нетерпеливости судьи и присяжных, согласился называть это «синдромом ложной личности». Отличительной чертой данного синдрома было сочетание параноидальных и шизоидных элементов и кажущееся нормальным функционирование личности. Голлвей настаивал, что поскольку Нильсен мог вести себя нормально и при этом вполне искренне, то большую часть времени он способен был удерживать эти шизоидные проявления в узде. Однако напряжение, рожденное этим конфликтом, вызывает периодические срывы, когда шизоидные черты берут верх. Эти срывы демонстрируют схожие характеристики: внезапные, эпизодические, беспричинные, насильственные, псевдосексуальные, – и поэтому не воспринимаются в качестве нормальных проявлений личности. Эмоциональное ощущение себя самого и других в такие моменты существенно изменяется[32]
.В пятницу, 28 октября, доктор Голлвей вернулся в качестве свидетеля, чтобы подробнее рассказать о «синдроме ложной личности». В показаниях жертв неудавшихся попыток убийства имелись признаки, сказал он, тех самых срывов, которые можно ожидать от человека с подобным заболеванием. Удавшиеся убийства тоже следовали той же схеме – за одним исключением. Его явно не обрадовали причины, по которым Нильсен убил Малькольма Барлоу и из-за которых это убийство существенно отличалось от предыдущих. Почему, он не пояснил.
Ложные личности, продолжал доктор Голлвей, держатся в узде, когда человек окружен близкими отношениями, но склонны проявляться, когда человек социально изолирован. Им действительно необходимы хорошие отношения с другими людьми, чтобы держаться на плаву. В случае Нильсена его склонность к срывам стала более серьезной после разрыва его отношений с Дэвидом Галликаном. И, по его словам, в любом случае Галликан не обеспечивал ему достаточного контакта с человеческой добротой.
После окончания этих отношений он с одержимостью цеплялся за свою работу, как «человек, тонущий в своих кошмарах», отчаянно пытаясь не дать этим кошмарам прорваться на поверхность. Убийства (опять-таки за исключением случая с Барлоу) были беспричинны с любой точки зрения нормального человека.
После первого убийства, по словам Голлвея, Нильсен попытался взять себя в руки. Ошибочно думая, что убийство было вызвано алкоголем, он не притрагивался к спиртному в течение полугода, а когда начал пить снова, то с облегчением обнаружил, что все в порядке. Так он пытался объяснить свое поведение самому себе.
Недостаток эмоций обвиняемого во время убийств был важнейшей частью анализа доктора Голлвея.