Убийство ради компании. История серийного убийцы Денниса Нильсена

Перекрестный допрос доктора Маккейта начался в среду и продолжался большую часть четверга, 27 октября. Для Алана Грина не составило труда зародить сомнение в точности употребления психиатрических понятий, поскольку для непосвященных они казались туманными и уклончивыми. На чем, в конце концов, был основан диагноз доктора Маккейта? Только на рассказах самого обвиняемого и на его манере речи. Имелись ли какие-либо доказательства этого «глубокого неадекватного поведения» у Нильсена до его первого убийства в 1978-м? Свидетель не мог на это ответить. Имелись ли какие-то доказательства «замедленного или остановившегося умственного развития»? Наоборот: уровень интеллекта Нильсена был даже выше среднего, но доктор Маккейт настаивал, что этот юридический термин для него как для психиатра слишком узок. Ему требовался термин, который касался бы замедленного или остановившегося развития личности — а это как раз случай Нильсена. После консультации с адвокатом и судьей было решено, что понятие «личности» следует включить в это определение, но и это не слишком помогло: судья вмешался с вопросом, что именно доктор в данном случае подразумевает под словом «личность». Когда свидетель ответил «характер», судья Крум-Джонсон ответил сухо:

– Я догадывался, что вы так скажете.

В связи с двумя историями, которые доктор Маккейт поведал суду, прокурор Грин спросил:

– Вы считаете, что каждое слово в этих историях основано на фактах?

Свидетель не соглашался дать на это короткий ответ, несмотря на то что его спрашивали об этом три раза, пока судья не вмешался снова:

– Так правда это или нет? – спросил он. – Каков ваш ответ?

На что доктор Маккейт ответил:

– Весьма маловероятно.

Мистер Грин продолжал составлять каталог лжи, рассказанной Нильсеном, желая доказать, что Нильсен в принципе постоянно говорит неправду. Например, Полу Ноббсу Нильсен сказал, что свой шрам он получил в Северной Ирландии, хотя на деле он являлся результатом операции на желчном пузыре, а японцу он говорил, будто был женат[31].

Цитируя самого Нильсена, прокурор резюмировал: ему удалось отбросить мысли об аморальности своих поступков. Он призвал доктора Маккейта согласиться с тем, что если «подавить» – это действием не всегда намеренное, то «отбросить» – явно требует сознательного усилия. Свидетель неохотно согласился, что это так. Грин также утверждал, что Нильсен демонстрировал находчивость, хитрость и рациональность, однако свидетель возразил, что эти слова не совсем верны и он предпочел бы более корректную формулировку. Затем мистер Грин предположил, что разделение поведения и ментальных функций, о котором упоминал доктор Маккейт, означало только, что Нильсен был «хорошим актером». Становилось ясно, что противостояние юристов и психиатров – это давняя судебная традиция. В какой-то момент прокурор наклонился к свидетелю и сказал ему:

– Знаете, вам стоит как следует пробудить свой разум, чтобы наконец поставить диагноз.

Затем мистер Грин представил несколько примеров хитрости Нильсена и его умения внушать доверие. Например, тот никогда не говорил напрямую, что приглашал людей в свою квартиру, используя вместо этого нейтральные термины, и все же инициатива должна была исходить именно от него. Якобы таким образом Нильсен хотел показать полиции, что вовсе не собирался убивать тех, кого к себе приводил. Он даже заставил Ноббса и Стоттора поверить, что ничего ужасного с ними не случилось. Он позволил ножам Мартина Даффи заржаветь, прежде чем выбросить их, и забрал вещи Даффи из камеры хранения на станции Юстон. Он сумел остановиться однажды посреди процесса удушения, продемонстрировав тем самым, как далеко он готов был зайти в своей власти над жизнью и смертью. Он был способен контролировать себя и воздерживаться от убийства, когда ему этого хотелось, а значит, и убивал по своему желанию. Доктор Маккейт не согласился, указав на то, что Нильсен, как ни удивительно, мог припомнить малейшие физические аспекты своих жертв, но почти ничего не помнил о том, какими они были личностями. Для него они были лишь объектами, которым он приписывал разного рода воображаемые качества, что указывало на странную деперсонализацию.

Прокурор Грин провел свидетеля через описание Нильсеном четырех убийств, чтобы доказать осознанность и намеренность этих действий. Самыми значимыми здесь были долгие и болезненные воспоминания об убийстве Гвардейца Джона и будничное убийство Малькольма Барлоу. Нильсен, в квартире которого оказался потерявший сознание эпилептик, утверждал, что у него просто имелась проблема, и он ее решил. Целых двадцать минут он раздумывал, что делать. Доктор Маккейт согласился, что в этом случае он не видит доказательств деперсонализации и диссоциации.

– И все же вы утверждаете, что в тот момент его вменяемость была ограничена? – спросил Грин. – Ох, да бросьте, доктор! – закричал он. – Отвечайте на мой вопрос!