Убийство ради компании. История серийного убийцы Денниса Нильсена

– Жертвы не имели для него значения как личности, – пояснил он. – Их личности приводили Нильсена в замешательство, и часто ему казалось, что они угрожают его внутреннему миру. Он не осознавал, что его жертвы – реальные люди с человеческими качествами, поэтому для него они виделись лишь объектами. Иногда он воспринимал их как себя самого. Это очень важно при деперсонализации. Беспричинное убийство Гвардейца Джона наглядно демонстрирует последствия такого отношения к людям. Нормальный человек при помощи воображения обогащает свою жизнь. Шизоидная личность пользуется воображением просто так, без цели. Это может способствовать развитию творческих способностей, однако у шизоидных личностей такое свойство может стать опасным. Воображение Нильсена в конечном итоге взяло над ним верх, вызывая периодические срывы.

Судья Крум-Джонсон вмешался, чтобы спросить, на чем основаны выводы доктора Голлвея относительно обвиняемого. Свидетель ответил, что фантазии обвиняемого предоставили достаточно доказательств.

– Какие именно фантазии? – спросил судья. – Расскажите нам о них.

Свидетель сказал, что Нильсен не способен отделять свое воображение от восприятия, но такой ответ не удовлетворил судью, которого явно рассердило, что доктор Голлвей не мог уточнить какую-либо конкретную «фантазию», подтвердившую бы его гипотезу. Он просто не вдавался в подробности.

Возвращаясь к вопросу отсутствия эмоциональной подоплеки в действиях Нильсена, доктор Голлвей сказал:

– Я не вижу, каким образом он может быть виновен в предумышленном злодеянии, если у него совершенно нет чувств, которые являются неотъемлемой частью намерений и мотивации человека.

Однако тут судья предупредил его, что он ступает по территории закона и ему следует придерживаться исключительно медицинского мнения.

Показания Стоттора о его «оживлении» демонстрировали, что Нильсен очнулся от диссоциативного эпизода и начал «собирать заново» свою личность: им двигало некое чувство, отсутствовавшее в сам момент нападения.

Когда суд взял перерыв на обед, журналист по имени Дуглас Бенс бросился к свидетелю и на глазах у присяжных задал ему вопрос об избавлении от человеческих останков. Доктор Голлвей отказался от ответа и сообщил об этом администрации суда, в результате чего мистера Бенса упрекнул судья в начале послеобеденного заседания. Его обвинили в грубом неуважении к суду (что все присутствующие понимали) и могли немедленно арестовать (чему многие из присутствующих бы только обрадовались). Однако Крум-Джонсон принял извинения журналиста, после чего доктор Голлвей вновь занял место свидетеля для перекрестного допроса Аланом Грином.

Прокурор предположил, что свидетель принял некоторые вещи, рассказанные ему обвиняемым, за правду и при этом полностью отбросил другие. Доктор Голлвей ответил, что это обычная практика в психиатрии.

– Верите ли вы в то, что он рассказал полиции об убийстве Гвардейца Джона, Малькольма Барлоу и истощенного молодого человека? – спросил Грин.

– Нет.

– Почему же?

– Он рассказывал о ситуациях, в которых был психически нестабилен.

– Но если рассказанное им полиции все-таки в основном правда, – продолжил Грин. – Значит, ваш диагноз не распространяется на эти три убийства?

– Я могу ошибаться.

– Не бежите ли вы впереди паровоза, доктор? Вы пришли сюда с этой теорией…

– Нет, – прервал его Голлвей.

– Хорошо, с диагнозом.

– Это не теория.

– Давайте не будем придираться к мелочам.

– Это не мелочь.

Доктор Голлвей объяснил свою позицию с помощью аналогии. Если человек жалуется на вросший ноготь на ноге и утверждает, что из-за этого у него началась гонорея, он бы не стал заниматься вросшим ногтем, а поискал бы причину гонореи в чем-то другом. Мистер Грин немедленно заявил, что этот пример слишком уж тривиален, заставив доктора Голлвея вдруг взорваться вспышкой гнева:

– Я отношусь к этому делу крайне серьезно, – ответил он. – Оно причинило немало беспокойства и стало причиной трагедии для множества людей, так что я глубоко возражаю против того, как господин прокурор относится к моим ответам.

Грин мудро решил закрыть на этом вопрос.

Вместо этого Грин сконцентрировался на степени осознанности, продемонстрированной обвиняемым, и его способности делать выбор и принимать решения. Он выбрал пригласить всех этих мужчин к себе в квартиру, прекрасно зная, что с ними может там случиться. Он решил убить Малькольма Барлоу вместо того, чтобы предпринять что-нибудь еще. В случае с Гвардейцем Джоном он предложил ему вызвать такси, а потом решил вместо этого убить. Подчеркивая каждое слово, Грин сказал:

– Он прекрасно знал, что делает. Невозможно представить более четкую картину тех событий.

– За исключением эмоций – да, – сказал Голлвей. – Но его эмоции – это ключевой элемент.

– Значит, вы не станете спорить, что в интеллектуальном плане он понимал, что происходит?

– Да.

– Он знал, что делает?