Тревожить его память могли и различные предметы, разбросанные по квартире: карманные часы, медальон Святого Христофора, разделочная вилка, банка из-под соуса «Тобакко», обломки фотокамеры, – но, похоже, они не слишком Нильсена беспокоили: «Мелочи, принадлежавшие мертвецам, стали частью хозяйства. Я не считал это кражей, поскольку их владельцы никуда не уходили». Он был столь безразличен к значению этих предметов, что носил часы, взятые у одной из жертв, а другие играючи отдал посыльному. Одежду погибших он попросту выбрасывал в мусорную корзину.
Музыка, с другой стороны, способна была напугать его, как ничто иное, – поэтому он уничтожал свои пластинки. На Рождество 1979 года он организовал корпоратив, где лично руководил подготовкой к фуршету для восьмидесяти человек. Как обычно, он сосредоточился на стоящей перед ним задаче со свойственной ему энергией, и пятьдесят коллег послали ему после корпоратива благодарственную открытку, наполненную теплыми словами, что свидетельствует об успехе мероприятия. Но он совершил ошибку, принеся с собой с Мелроуз-авеню кассеты и позволив кому-то другому их включить:
Музыка началась, и я потрясенно застыл на месте. Это был обычный рок – моя и его музыка. Воспоминания лихорадочно проносились перед глазами. Я убил его за несколько дней до этого, и он все еще лежал у меня под половицами. Весь остаток вечера мне кусок не лез в горло. Два противоположных моих мира столкнулись тогда друг с другом.
Вернувшись тем вечером домой, он не мог уснуть – музыка все еще звучала у него в голове. Тогда он закричал вслух: «Ну хорошо! Если ты так хочешь послушать музыку – хрен с тобой, выйди и послушай!» Достав тело из-под половиц, он усадил его на стул, но оставил пакет на его голове, чтобы не смотреть на его лицо. Он включил кассету, налил себе выпить и часами стоял так, дрожа, обнаженный. На следующий день он попытался занять себя уборкой офиса после вечеринки, чтобы не возвращаться мыслями на Мелроуз-авеню.
Следствием установило, что второй жертвой, убитой в декабре 1979-го, был канадец Кеннет Окенден. Целый год успел пройти с первого убийства, и Нильсен в то время был уверен, что этот кошмар больше не повторится. «Потрясение, скорбь и ужас, которые последовали за смертью Кеннета Окендена, накрыли меня, как ядерный взрыв, – говорит он. – Он был моим другом. Он очень мне нравился. Услышав однажды ночью классический рок, я, кажется, достал его из-под половиц и умолял меня простить».
Рождественский корпоратив 14 декабря случился меньше чем через две недели после смерти Кеннета Окендена.
Были случаи, когда его настигало осознание сделанного, и он не мог больше притворяться, что деяния эти совершал «кто-то другой»:
Длинноволосый хиппи, зачем я достал тебя снова? Я содрогаюсь при мысли о твоей смерти. Я убираю волосы с твоего лица. Пытаюсь тебя разбудить. Мне хочется сказать, что мне жаль, и попросить, чтобы ты меня отпустил. Я тщетно пытаюсь наполнить твои легкие воздухом – но твое тело уже не работает.
Нильсен берет нож, садится в кресло и думает совершить самоубийство, но приходит Блип, виляя хвостом, и он падает на колени, рыдая. Поднимается с пола, выпивает кофе и выкуривает сигарету, после чего плюет в лицо своему отражению, чтобы его уничтожить.
Я раздеваю его и мою прямо на полу. Я смотрю на бледное обнаженное тело. Поднимаю руки к лицу и смотрю на эти орудия смерти. Я вытираю тело губкой, сушу полотенцем и снова его одеваю (за исключением нижнего белья, испачканного при смерти). Когда он возвращается под половицы, мои руки сами тянутся к бутылке и наушникам.