Убийство русалки

— Извини, — сказал он. — Я был испуган, я не мог быть храбрым, на кону моя голова.

Ничего не произошло.

— Я в ночной рубашке, — сказал он.

Она открыла дверь и впустила его.

— Полиция видела, что ты прибежал сюда?

— Нет, — сказал он и сел в изножье кровати. С другой стороны лежала Мари и смотрела на него сонными глазами, свернувшись, как щенок. — А она не должна спать?

Мари покачала головой.

— С тех пор как убили ее мать, она не может уснуть.

— Ты так просто говоришь об этом? — удивился Ханс Кристиан и потянулся к руке девочки. — Когда она тебя слышит?

— Ты опоздал с этой мыслью, — сказала Молли. Она ласково потрепала ее по волосам, но девочка только посмотрела на нее снизу вверх. — Тонкие чувства испарились, когда Анна умерла.

Молли расстелила одеяло на полу.

— Ложись здесь. Еще осталось немного времени, пока солнце не встало. Мы можем поговорить утром.

Она задула сальную свечку.

Ханс Кристиан улегся на полу.

— Что делать, если здесь случится пожар? — спросил он в темноту и подумал о своей веревке, которая свисала из окна его квартиры. О полицейских, которые роются в его бумагах. Читают его дневник. Во второй раз меньше чем за неделю.

— Прыгать из окон, — ответила Молли. — Или попытаться перелезть к соседям, пока огню не пришла та же идея.

Этот ответ ему не понравился. Он уже напрыгался сегодня.

Тишина накрыла их.

— Тетя, — попросила девочка, — можно он расскажет историю?

— Короткую историю, — отвечает Молли.

Он хотел сказать, что он уже устал и не желает рассказывать для детей. Но он заметил, что девочка перебралась к нему, и ее тонкие, как у паучка, ножки уже на его одеяле.

— Жила-была, — сказал он и подумал, что это хорошее начало. Но что лучше послушать Крошке Мари? Мари, которая потеряла самое важное. Могут ли истории вообще унять боль? И, что более важно, могут ли они сделать что-то еще?

— Ну давай уже, — сказала Молли и осторожно хлопнула его по руке.

Ханс Кристиан откашлялся:

— Жила-была мама, которая умерла.

— Это моя мама? — спросила Мари.

— Может, твоя, может, моя или какая-то другая, — шепнул Ханс Кристиан и рассказал об этой матери. Которая умирает и попадает на небеса. Там она находит все нити, которые свисают с небес, невидимые для живых, но мертвые могут тянуть за них, чтобы помогать живым. Ханс Кристиан думает о марионетках, которых он видел в Париже, пока придумывает конец истории про маму, которая помогает своим детям бороться с земным злом. Вдруг он заметил, что Мари давно уснула.

— Это было очень скучно? — спросил он Молли.

— Немного. И очень необычно, — ответила Молли и укрыла ее одеялом, оставив лежать рядом с Хансом Кристианом. В рассветных сумерках Молли смотрела на него.

— Я кое о чем подумала, — прошептала она. — Что, если я попробую пробраться во дворец? Что, если я смогу узнать, кто эта загадочная женщина?

— Как ты это сделаешь? — шепнул он в ответ.

— Я слышала, что им нужны помощницы на кухне, поварихи, горничные. Если я туда попаду, возможно, я смогу с кем-нибудь поговорить, подслушать разговоры по углам, разузнать слухи.

— Но если это раскроют… — сказал Ханс Кристиан, намереваясь рассказать Молли, что происходит, когда человек встает на пути короля. Это жизнь в кандалах, на каторге, и кто знает, что станется с Мари? Но прежде чем он успел рассказать все это, Молли прервала его:

— Я не смогу с этим жить, Ханс Кристиан. Я не могу вынести несправедливость. И не хочу с этим жить. Нам нужно попасть во дворец. Это всего лишь дворец. Просто здание, как любое другое.

— Ты не можешь просто так получить место. Тебе нужно… тебе нужна расчетная книжка, — говорит он.

— Что-что?

— Маленькая книжка с рекомендациями и записями о тех местах, где ты работала. От других господ, у которых ты служила.

— Ты можешь сделать ее для меня, — сказала Молли и подвинулась к Хансу Кристиану, положив руку ему на плечо. Вскоре она тоже улеглась на пол, и он почувствовал тепло ее тела.

— Ты имеешь в виду подделать?

— Выдумки, — шепчет она ему в ухо, — разве это не то, что ты делаешь?

Он задумался. Да, он видел множество счетов, рекомендаций, сам писал их, весь мир состоял из рекомендаций, дружба выковывалась из рекомендательных писем, его собственное путешествие по Европе проходило от рекомендации к рекомендации.

Стало настолько тихо, насколько вообще может быть в публичном доме.

— В тот раз, когда ты вырезал мою сестру из бумаги, — сказала Молли.

Хансу Кристиану была невыносима эта мысль, она слишком постыдна.

— Тебе хотелось еще чего-то, кроме этого? — спросила она.

Он знал, что она имела в виду. Или думал так. Но он не знал, почему он должен это объяснять. Он любил женщин, волновался от их форм, их волос, от их красоты, того, как они одевались, как облизывались, когда пили пиво, когда… У него были и более глубокие желания. Что-то, для чего он не мог подобрать слов.

Молли повернулась и положила голову на его плоский живот и твердую грудь.

— Ты никогда не был с женщиной? — шепнула она, придвигаясь ближе.